Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Король Яков неуклонно слабел. В отчете о состоянии здоровья короля, сделанном в конце 1623 года, говорится, что он «легко простужается и страдает в холодную сырую погоду»; раньше Яков любил охоту, а «теперь он стал спокойнее, больше лежит или сидит, но это следствие слабости коленных суставов… Его настроение быстро и неожиданно меняется. Он очень гневлив, но приступ скоро проходит». Теперь ему противостояли сын и фаворит: Карл и Бекингем столь же страстно ненавидели Испанию, как когда-то опрометчиво стремились к испанской партии. Сейчас они стали главными сторонниками войны.

Бекингему шанс поучаствовать в праведном Крестовом походе против еретиков обещал большие приобретения и для репутации в стране, и для личного благосостояния: пост лорд-адмирала обеспечивал герцогу десятую часть всех трофеев, захваченных на море. Политика «острой стали» также могла дать возможность молодому принцу проявить воинскую доблесть, без которой, как показывал пример его отца, величие короля теряло половину своего блеска. Поэтому именно Карл начал принимать на себя управление государственными делами. Он председательствовал в Тайном совете, тогда как его отец предпочитал оставаться за городом, где Бекингем мог оградить короля от испанских происков. Венецианский посол сообщал своему дожу и сенату, что «соотношение дел склоняется на сторону принца, пока Бекингем остается в Ньюмаркете, чтобы предотвратить любую помеху…».

В феврале 1624 года собрался парламент, на открытии которого король произнес вступительную речь, отличавшуюся неопределенностью и неуверенностью. Он не мог ни отречься от своего зятя и свободы Пфальца, ни настаивать на войне против Испании и Священной Римской империи. Яков просто не знал, что делать. Без свидетелей он кричал и ругался, притворяясь больным, чтобы избежать сложных решений, просил покоя и даже смерти, чтобы прекратить свои страдания. В публичной речи к парламенту король попросил помощи, сказав, что в результате безуспешной поездки сына в Мадрид он «очнулся, как человек от сновидения… дело не продвинулось ни по бракосочетанию, ни по пфальцграфству, несмотря на пространные договоры и большие обещания». В прошлом Яков настойчиво утверждал собственную единоличную ответственность за ведение внешней политики как части королевской прерогативы, а теперь король произнес: «Я буду просить вашего доброго и здравого совета во славу Господа, мира в нашем королевстве и благополучия моих детей». Пять дней спустя Бекингем встречался в Доме банкетов с лордами и общинами, где подогрел их негодование, описав двуличность испанцев.

При дворе и в Тайном совете еще существовала «партия мира». Государственный казначей граф Мидлсекс решительно выступал против войны с Испанией. В казне не осталось денег. Было бы безрассудством предпринимать зарубежный поход, когда не хватает средств для платы служащим короны Англии. Соответственно, Карл и Бекингем нашли необходимым убрать казначея со своей дороги. В начале апреля графа Мидлсекса обвинили в различных финансовых злоупотреблениях; у него не было шанса отстоять свое честное имя. «Уберите эту огромную странную комету, – заявил о графе сэр Джон Элиот, – которая гнетуще нависает над нами». Государственному казначею предъявили обвинение в палате общин и признали виновным в палате лордов. Сам Яков гораздо лучше осознавал опасности подобной процедуры, чем его сын. Король заявил, что Карл создал опасный прецедент, который со временем ослабит власть трона. Другими словами, принц пригласил парламент сотрудничать с ним в деле уничтожения одного из собственных министров короля. Не возникнет ли у парламента искушения воспользоваться вновь обретенной властью самостоятельно? Довольно скоро пророчество Якова воплотится в жизнь.

Однако в тот момент Карл и Бекингем получили возможность эффективно возглавить общее дело, которое один из их сподвижников назвал «патриотическим». Оно определялось антикатолической и антииспанской направленностью вовне, а внутри страны предполагаемой борьбой со взяточничеством при королевском дворе. В первый и, наверное, в последний раз в своей жизни Карл находился в полном согласии с дворянами палаты общин и своей страной. В конце февраля 1624 года палата лордов высказалась за прекращение всех переговоров с Испанией. В следующем месяце к королю пришла депутация с настойчивым предложением снаряжать флот и восстанавливать береговые укрепления; оккупации Пфальца испанскими и баварскими войсками следовало положить конец.

Для этих мер Якову требовались финансовые средства, и по его срочному запросу парламент выделил 300 000 фунтов стерлингов. Но каким образом нужно вести войну и против кого выступать? Против Священной Римской империи или против короля Испании? А может, против Максимилиана I, герцога Баварии, который тогда контролировал Пфальц? Король в своей обычной манере говорил уклончиво: «Но посылать мне двадцать тысяч солдат или десять тысяч, по суше или по морю, на восток или на запад, обходным маневром или как-то иначе, наступать на баварца [Максимилиана I] или на императора, вы должны оставить на решение короля». Парламент стремился к войне с Испанией, но в интересах английского короля было только грозить войной: в таком случае испанцы могли пойти на восстановление Фридриха на троне Пфальца. Многие при дворе и в Тайном совете и сами опасались прямого военного столкновения с испанцами: и морские, и сухопутные сражения стоят недешево, а деньги можно было собрать только введением новых налогов.

Тем временем испанские дипломатические представители нашли путь к королю, пользуясь молчаливой поддержкой некоторых придворных. Вскоре до королевских ушей дошло, что они упрекают Бекингема в «наращивании популярности» и обвиняют в разработке плана практически изолировать Якова в подходящем загородном доме, чтобы принц мог править от имени короля. Они намекали, что фаворит считает короля жалким стариком, неспособным управлять страной. Были их заявления правдивыми или ложными, но Яков предпринял неожиданный шаг, устроив своим советникам допрос по этому делу. Все они поклялись, что никогда не слышали толков об измене со стороны Бекингема. Фаворит был спасен.

Яков заявил о своем желании готовиться к вероятной войне, «если его поддержат». Единственным возможным союзником был Людовик XIII Французский; король Франции, по крайней мере, располагал военными силами, чтобы выступить против испанцев или имперских войск в Германии. Вскоре собрался парламент, и из Лондона направили в Париж двух представителей с заданием провести переговоры о браке принца Карла с сестрой французского короля Генриеттой Марией. Предложение англичан встретили с безусловной благосклонностью; интересам Франции отвечало навсегда отделить Англию от Испании. Людовик был больше французом, чем католиком, поэтому не имел причин уклоняться от конфликта со своими единоверцами. Тем не менее в начале переговоров французский двор настаивал на предоставлении английским католикам тех же самых свобод, которых требовали для них испанцы в предыдущем брачном договоре.

Конечно, дело было рискованное. Оно еще раз подвергнет испытанию добрые намерения короля. Женившись на католической принцессе, Карл тоже мог оттолкнуть от себя тех самых «патриотов», расположения которых раньше добивался. Соответственно, король решил объявить перерыв в работе парламента до того, как станут известны требования французов. Состоявшуюся сессию нельзя назвать непродуктивной; на ней приняли тридцать пять публичных законов и тридцать восемь частных. Уже одни частные законы свидетельствуют, что члены парламента представляли запросы и проблемы регионов в значительно возросшем масштабе. Однако парламент достиг и большего. Импичментом государственному казначею и активным сотрудничеством с принцем Карлом и герцогом Бекингемом он утвердился как необходимая ветвь политической системы страны.