Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

«Буря» также была сыграна перед королем в Уайтхолле 1 ноября 1611 года и поэтому частью своей церемониальной и благозвучной мелодики обязана жанру придворной маски. Актеры труппы Шекспира тоже играли в представлениях при дворе. В первые годы XVII века существовал отдельный культурный, или аристократический, стиль.

Великие произведения зрелого Шекспира были написаны в период правления Якова, среди них «Отелло», «Король Лир», «Мера за меру», «Антоний и Клеопатра» и «Зимняя сказка». Появлению в «Макбете» ведьм в некоторой степени поспособствовал собственный интерес Якова к этому феномену. Король Яков более активно покровительствовал драматическому искусству, чем Елизавета. Через шесть дней после своего прибытия из Шотландии в Лондон он собрал Шекспира со всей труппой «Слуг лорд-камергера» и выдал им королевский патент, позволяющий выступать под названием «Слуги короля». Несколько месяцев спустя актеров королевской труппы пожаловали чином «слуг королевских покоев».

Эпоха Якова I дала толчок развитию разных жанров драмы. На сцену выходит кардинал, одетый в пурпурный шелк с накидкой, отделанной соболем. Он размышляет над книгой.

Кардинал

Запутался в вопросах ада я.

В трактате сказано, что там горит

Один огонь, но в то же время жжет

Он грешников по-разному. К чертям!

Отложим книгу. Ах, как тяжко жить,

Когда нечистая нас мучит совесть!

Иной раз я в саду своем гуляю,

И кажется, что кто-то из пруда

Грозит мне вилами[24].

Кардиналу не приходит в голову, что, возможно, это его отражение.

«Герцогиня Амальфи» Джона Уэбстера – характерное произведение для своего времени, одно из ряда пьес, которые впоследствии объединили под общим названием «якобитская трагедия». Поскольку это единственный литературный жанр, несущий название своей эпохи, наверное, он важен для общего понимания этого периода. Он отражает меланхолию, болезненность, беспокойство, нарастающий гнев, нетерпение, презрение и негодование: он представляет ужас жизни. Изобильность и оптимистичная изобретательность елизаветинских времен исчезли. Ушла радость. Жизнеспособность становится опасной, и красноречие вызывает отвращение.

Сама герцогиня спрашивает: «Кто же я?» И в ответ слышит: «Ты – ящик для разведения червей, в самом лучшем случае – целебная мазь из зеленой мумии. Что такое твоя плоть? Немного свернувшегося молока и кусочек слоеного теста. Тела наши менее прочны, чем бумажные темницы, которые делают мальчишки для мух, и более презренны, так как им назначено стать прежде всего вместилищем их незрелых отпрысков. Видела ли ты когда-нибудь жаворонка в клетке? Вот так же заключена в теле и наша душа». Наверное, это квинтэссенция стиля якобитской трагедии, которая слышится и в стихах Джона Донна того же времени:

Плоть – скисшее, дрянное молоко,

Отродье жалкое, щенок негодный[25].

«Герцогиня Амальфи» была написана для труппы Шекспира. Премьера состоялась в конце 1614 года в театре «Блэкфрайерс» перед респектабельной публикой, готовой понимать аллюзии к пьесам и стихам своего времени. В сценическом мире смертей и убийств, могил и усыпальниц музыка опять становилась важным элементом создания ощущения тревожного напряжения.

Сюжет пьесы сам по себе довольно примитивен. Овдовевшая герцогиня хочет выйти замуж за своего управляющего. Этот брачный союз, по мнению других, мог нанести урон чести рода. Два брата герцогини – Фердинанд, герцог Калабрии, и второй, которого называют просто Кардиналом, – замышляют отомстить сестре за свой позор. При помощи наемного шпиона и убийцы Босолы они пленяют герцогиню и подвергают ее разным душевным мучениям, чтобы свести с ума: преподносят отрубленную руку мужа; приводят к ней толпу сумасшедших; отдергивая занавеску, показывают трупы мужа и детей. Залу становится известно, что это восковые фигуры, но уже после того, как нервная дрожь от этого зрелища немного схлынет. Герцогиню в конце концов душат, но сначала ей показывают веревку, которая ее убьет.

Герцогиня

Пусть веревкою задушат –

Не все ль равно? А если перережут

Алмазом драгоценным горло мне?

Иль ароматом кассии отравят?

Застрелят пулями из серебра?

При виде мертвого тела герцогини Фердинанд произносит самые известные слова пьесы:

В глазах мутится. Ей лицо закрой!

Да, молодою умерла она…

Испытывая страшное чувство вины, он впадает в отчаяние и сходит с ума.

Два дня тому назад был пойман герцог

За церковью Святого Марка в полночь,

Он на плече нес ногу мертвеца,

И страшно выл, и говорил, что волк он.

Финальная сцена завершается кровавой дракой, в которой убивают и Босолу, и Кардинала, а общий счет смертей в пьесе доходит до десяти. Наверное, процитированного достаточно, чтобы представить себе эмоциональный строй людей и вкусы публики того времени.

Это мир заговоров и безумия, в котором персонажи прячутся и ждут. Герцогиня вздрагивает, заметив чье-то отражение в зеркале. Звучат обрывочные фразы: «Что?», «Что там?», «О ужас!». Обычное восклицание – «Ба!». Излюбленные слова Уэбстера – «грязный», «мгла» и «навозная куча». Диалог, когда он не украшен самым фантастическим образом, ясен и стремителен, почти намек. «Понимаешь?» – «Нет». – «Тогда не спрашивай».

Пьесу можно было бы назвать кровожадной и лишенной логики, своего рода английским вариантом жанра «ужасов», если бы не тот факт, что она наполнена бурной, почти неистовой энергией. Эта энергия – часть безрассудства действующих лиц, их жизнестойкости и страданий, которые вплетаются в пугающие картины нервного возбуждения и смерти. Персонажами, кажется, управляют скорее воля и страсть, чем вера; они объединяются только стремлением выжить в нестабильном мире. Они бегут к мраку. Это, по сути, важнейший образ той эпохи, и именно к нему, как мы увидим далее, обращен «Левиафан» Гоббса. На самом деле это мир, покинутый Богом, и все находится во «мгле». Похоже, что нет никакого смысла в бездне мрака, которая открывается под ногами людей. К тому же в это самое время в работе Фрэнсиса Бэкона мир природы лишается связи с Божественным присутствием.

Там, где люди, подобные Бэкону, усматривали возможности прогресса в естественных науках, другие считали, что мир катится к пагубному упадку. Когда в 1612 году Галилео Галилей обнаружил на поверхности Солнца пятна, этот факт сочли свидетельством того, что даже небеса находятся в состоянии разложения.

Однако доказательства распада встречались и поближе: атмосфера «Герцогини Амальфи» в значительной степени создается изображением безнравственного двора.