Долгий путь на Бимини - Карина Шаинян

Карререса охватило смутное волнение. Нет смысла танцевать, когда в доме лежит мертвец, уже обещанный Барону; у Ван Вогта сейчас должно бы быть тихо и темно. Карререс прислушался. Он уже мог различить резкие женские вскрики и пение флейты. Ритм ускорялся, завораживал; снова взвыла флейта, и Карререс узнал мелодию. В хижине Ван Вогта вызывали Барона Самеди. Похоже, старик решил подстраховаться и провести малый обряд, подумал Карререс, подходя к дому. Странно – старик был ленив и никогда не делал ничего, без чего можно было бы обойтись.

Раздался испуганный вопль петуха, и Карререс остановился в тревоге. Большой обряд? Ван Вогт жертвует дорогую даже для него, местного богача, птицу, чтобы вызвать того, кто и так обещал прийти? Или бокор все-таки решил, что Карререс морочит ему голову? Тогда сейчас придется туго. Мгновение доктор размышлял, не отложить ли визит до утра, но в конце концов лишь ускорил шаги. Что бы ни происходило у Ван Вогта, лучше узнать об этом сейчас.

Подойдя к хижине, Карререс осторожно заглянул в дверь. Жена Ван Вогта, окруженная танцующими женщинами, стояла у столба в центре круга, очерченного струей воды из кувшина. Крепко сжав петушиную шею, она занесла над ней почерневший от крови нож. Барабаны гудели так, будто готовы были взорваться, и одна из жриц уже билась в судорогах на усыпанном мукой глинобитном полу, в экстазе впиваясь ногтями в блестящую от пота грудь. Карререс чуть сдвинулся, чтобы увидеть, что творится в глубине хижины, и перестал дышать.

Ван Вогт привалился к дальней стене за пределами круга и, скорбно подняв мохнатые седые брови, смотрел на петуха. Рядом, закинув руку на плечо бокора, сидел европеец. Его иссеченное морщинами лицо на фоне негритянских физиономий казалось синюшно-белым. Жесткие прямые волосы отливали медью. Человек напряженно оглядывался по сторонам, будто готовый в любой момент вскочить и задать деру, и злобно кривил рот.

Круг женщин чуть разомкнулся; стало видно, что европеец прижимает к шее бокора нож. Карререс не успел ничего придумать – белый заметил доктора и вскочил, увлекая за собой Ван Вогта. Лезвие вжалось в морщинистую шею, и из-под него потекла тонкая струйка крови. Бокор беззвучно шевелил губами, и Карререс подумал, что на месте этого белого насторожился бы: колдун явно пытался позвать на помощь лоа, и сейчас как никогда был близок к удаче.

Шум отвлек музыкантов. Барабаны сбились с ритма, музыка оборвалась, и жрица, смешавшись, выпустила петуха. В наступившей тишине его недовольное квохтанье показалось неестественно громким; встряхивая крыльями, петух важно прошагал через круг и вышел на улицу. Грубо вырванные из транса женщины какое-то мгновение потерянно хлопали глазами, а потом, тихо вскрикивая, бросились в стороны. Карререс вошел в хижину.

– Капитан Брид, если не ошибаюсь? – сказал он европейцу. – Оставьте бокора, так вы толку не добьетесь.

Ван Вогт торопливо забормотал, но капитан встряхнул его, и поток оправданий прервался. Бокор лишь с виноватым испугом косился на Карререса. Ван Вогту явно было больно, Брид слишком круто задрал его голову, и, когда бокор пытался смотреть на доктора, становились видны ослепительно яркие на фоне черного лица белки глаз. Ван Вогт то и дело сглатывал, дергая кадыком, и каждый раз из-под ножа выступала новая капля крови. Лоа слетаются на кровь, отвлеченно подумал Карререс. Да старика же сейчас удар хватит от ужаса!

– Кто ты такой, черт тебя задери? – наконец хрипло спросил Брид.

– Меня зовут Карререс. Доктор Карререс. Слышали?

Капитан покачал головой и провел языком по пересохшим губам.

– Говорят, интересуетесь Бароном Субботой? – как ни в чем ни бывало продолжал доктор. – Думаю, я смогу рассказать больше, чем бедняга Ван Вогт.

Брид отшвырнул бокора и медленно пошел на Карререса.

– Ты, белый, – процедил он. – Что ты можешь знать о лоа?

– Намного больше, чем эти несчастные, – кивнул Карререс на негров. – Я даже знаю, что они такое и откуда берутся. Хотя вам, полагаю, это неинтересно.

Бокор тяжело поднялся на ноги; его колени тряслись. Он вытер ладонью царапину на шее и молча кивнул на дверь. Женщины робко двинулись к выходу, и Карререс посторонился, освобождая дорогу. Брид рассеянно следил, как жрицы гуськом выбираются из зала.

– Чего тут знать – прямиком из ада, – проворчал Брид, вновь сосредоточившись на докторе.

– Можно и так сказать, – согласился Карререс.

– Да хоть заговорись! – Брид покосился на напряженных, как пружины, мужчин с барабанами, на застывшего в углу бокора и сплюнул. – Так что – если знаешь, где искать этого дьявола, двести монет у тебя в кармане. Капитан Брид не обманет.

– Мне не нужны деньги, – ответил Карререс. Брид уставился на него налитыми кровью глазами.

– Из благородства, что ль? Или самому любопытно?

– Я от платы не отказываюсь. Но возьму только картами.

– Картами? – насторожился Брид.

– Картами Бимини. Расскажи, как попасть туда, – и Самеди будет у тебя в руках.

Капитан вылупил глаза, запрокинул голову и хрипло расхохотался, хлопая рукой по бедру. Краем глаза Карререс заметил, как подобрались дюжие барабанщики, готовые броситься на ирландца, и как бокор едва заметно покачал головой. Он облегченно выдохнул: драка была сейчас ни к чему.

– Ну ты наглый, доктор! – выговорил Брид, отсмеявшись. – Я таких наглых еще не видал! – он снова сплюнул. – Пожалуй, не мешает с тобой поговорить. Скажи своему негру, чтобы принес рома.

Бокор молча выслушал Карререса и, бурча под нос, вышел. Карререс с удивлением понял, что старик не столько испуган, сколько раздражен происшедшим. Похоже, он давно ожидал, что капитан доберется до него, и строил на этот случай хитроумные планы, которые разрушились с появлением доктора. Следом за бокором потянулись музыканты. Один сунулся было забрать ритуальные свечи – толстые столбики черного воска все еще горели по периметру зала. «Оставь, кыш отсюда», – зарычал Брид. Парень отдернул руку и виновато поглядел на Карререса. «Оставь», – повторил тот, и негр выскочил на улицу.

Карререс посмотрел на Брида. От вспышки веселья не осталось и следа. Сунув руки в карманы и покачиваясь, капитан бессмысленно разглядывал столб, измазанный жертвенной кровью. Разговаривать без рома он явно не собирался – а может, просто не умел.

Пару минут спустя Ван Вогт все-таки прислал внучку с охапкой циновок и тяжелой оплетенной бутылью. Девочка молча свалила все в углу. Вышла, пятясь, не спуская взгляда с европейцев, и опрометью бросилась прочь – лишь торопливо прошлепали босые ноги. Брид, бормоча что-то про наглых невеж, с кряхтеньем опустился на циновки и зубами вытащил пробку из бутылки. Карререс присел рядом.

– Значит, тебе нужны карты? – спросил Брид, вытерев рот ладонью, и передал бутылку Каррересу.

– Да.

– Но ведь Бимини не существует, – Брид сделал новый глоток из возвращенной бутылки и зажал ее между коленями. – Это выдумка несчастных язычников, которым не суждено спасение. Добрый католик же должен усердно молиться, чтобы эти наваждения не заслонили от него истинного бессмертия. Так, по крайней мере, объяснил мне вчера отец Женье.