Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

— Сейчас я тебя познакомлю со всеми! — он держал меня за плечи, пока мы поднимались в холл второго этажа, где размещалась огромная общая гостиная с баром, мини кинотеатром, бильярдом и другими скромными развлечениями советских спортсменов.

— Так меня все знают! — я была в недоумении.

— Как мою подругу не знает никто! Это чтобы Антон не бздел, пора его поставить перед фактом! — мы уже показались всем на глаза под одобрительный смешок.

— А при чем тут Антон? — мы сели на диванчики у окна с видом на стадион.

— Так он уже всех задолбал обещаниями, что женится на тебе! — вот это новости…

— Болтун! Он разговаривать со мной начал неделю назад, а раньше как «пустое место» определял! Игнорируем? — мне вообще неохота говорить про этого Антона на моем свидании.

— Конечно игнорируем, но если вздумает и дальше трепаться, то у меня теперь есть право другу дать затрещину! — Кира перегнулся через барную стойку, включил чайник. — Кофе сейчас сварю. С мороженым?

— Он твой друг?! Конечно с мороженым! — ну все, теперь можно и про Антона говорить, если кофе с мороженым.

— Не совсем конечно, но мы в одной комнате давно. Антон пару лет в краевой команде, но летом по-прежнему ошивается тут и тренируется с нами.

— Ты тоже хочешь попасть в «профессионалку»? — я смотрю через витражи на сереющие сумерками здания-исполины спортлагеря.

— Еще бы, и больше чем Антон; он балуется, а Викуша из «союзной сборной» сюда тренеров ради него затащила, но у меня такое ощущение, что ему вообще это не нужно! — Кира сел рядом и очень близко, а мне хочется отодвинуться, держать дистанцию.

— Так они тебя увидят и сразу возьмут, не только же на Антона приедут смотреть, тут Викушины взятки и влияния не ликвидны!

«Ради одного парня никто бы сюда не поперся; ясно же, что в принципе новых героев для советского хоккея ищут», — подумалось мне.

— Антон — талантище, я все жилы рву, а так не могу! — ничего в хоккее не секу, зато людей иногда спиной вижу…

— Врешь, у тебя очень круто выходит, такая страсть! Я видела! — да Кира как мегагерцовый фонарь светит и не знает этого?

— Да ладно, мне наоборот говорят: «техника блестящая, а страсти нет», а Антон, как только зрителей находит, просто бомбит! Знаешь, я решил, если в этот раз в «отборных» никуда не пройду, то все, спокойно учусь в универе…

— И что делать будешь?

— Так сюда и вернусь, тренером! «Младшую» группу возьму, я уже договорился с Щедриным — он теперь сам всех столичных отговорит меня в «сборную» брать, даже если я им приглянусь! Где он для «малых» такого тренера найдет!?

— Это точно! А я тоже хочу сюда вернуться, когда отучусь, только учиться я поеду в Москву, но вернусь обязательно и все тут перекопаю…

— Что? Перекопаешь? Зачем? — он поставил передо мной кофе в широкой белой кружке с болтающимся внутри белым, пахнущим молоком холодным шариком, и сел рядом, но теперь я могу от него отодвинуться, предлог есть.

— Ну а ты не веришь в эту историю про «Гелен Аму»? Что здесь когда-то город стоял, и что он старше пирамид… — я дотронулась как бы между прочим до «сокровенного», пора выводить на свет сознания все мои мечты, пусть перестанут быть мечтами или умрут из-за нежизнеспособности, неготовности стать реальностью, или пусть станут жизнью, которой я живу.

— Это же россказни у костра… — удивился Кира, но мне не важно, кто во что верит, мне важно говорить и слушать, как резонирует сказанное в том, что уже существует: принимает ли пространство это событие как свою часть, или потенциала для этого еще нет.

— Россказни не россказни, но Егоров дед и есть «старовер», его мать тут родилась, и про «экспедицию» почти все правда, это мой дед тут пропал, — мои скупые слова ложатся за окном невидимым эхом — это правда, давно ушедшая в землю…

— Да ладно! Не может быть… — он разворачивается ко мне лицом, и интимность испаряется совсем.

— Это мой дед был в той «экспедиции» и его сестра-близнец, и еще ребята-аспиранты такие же сумашедшие, а приехали они сюда изучать «культуру», наследники которой говорили на языке «сензар»… Это такой вымерший язык, на нем многие древние «талмуды» написаны, которые никто прочитать не может, мать Егора теперь специалист с мировым именем по этому языку. Вот тебе и россказни. И я буду тем же самым заниматься, сначала докажу что здесь мог быть такой город, такая «культура», а потом приеду и все вскопаю, и найду «Гелен Аму». Ты до сих пор хочешь, чтобы я была твоей девушкой!?

— Ну ты даешь, теперь понимаю, почему ты такая… Вообще от жизни оторвана! Ты действительно такая! — он тряс руками, словно не обо мне говорит, а о летающей тарелке, увиденной воочию, и сейчас решает, верить своим глазам или нет.

— Это я от жизни оторвана? То есть это все не жизнь, а вот всякие мелкие и крупные пакости на почве самообогащения — это значит жизнь? Когда все так успело перепутаться и встать поперек всего человеческого!? Где искать хвост у всего этого дерьма? Ты не ответил на мой вопрос!

И на хрена ему я? Притворяться я не умею; либо берет все, либо мы остаемся приятелями; отрезать кусок от своего мировоззрения, оставив то, что подходит напоказ общепринятому «перевертышу», я не могу. Мне тогда на хрен ничего не надо! Киру я выбрала, потому что чувствую в нем «нездешнюю» зрелость, человеческое здоровье, с уродом даже рядом стоять не могу, у меня от них все птицы внутри дохнут и несет потом падалью; отношения с «таким» даже «несерьезные» закрутить не смогу.

— Что за вопрос? По тебе за версту видно, что ты заморочена явно не бытовыми проблемами, а односложные девушки не мой случай: нужен будет шумовой фон — я лучше отшельником на море поеду. Давай-ка с тобой разберемся: у меня все чисто на личном фронте, а у тебя черт ногу сломит, не знал уже как к тебе подступиться — занята со всех сторон! — он не шутит, смотрит и ждет ответа, а мне булыжники за пазухой тоже не нужны.

— И у меня чисто, даже если выглядит это и не так. Ванька, ты это уже давно знаешь, он мне как брат, ничего с малышовости не изменилось, но заставить его вести себя иначе я не могу, ближе у меня никого нет, и я не знаю, как так вышло. Я тебя пойму, если тебя это напрягает…

— Да причем тут Ветров, с ним все ясно, он практически сирота с вундеркиндскими замашками и ты такая же, и с этим все понятно, с Масловым вашим, «поплыл» парень, бывает! Ты мне про Егора расскажи…

— Чего? Причем тут Егор? Говорила же, его мама меня до пяти лет растила, и учиться я к ней поеду, мы семья. Егор посдержаннее Ваньки, у кого-то есть папа-мама, тети-дяди, братья-сестры, когда все на местах, а у меня тоже все есть, пусть не буквально, но по сути все то же самое, я не сирота…

— Прости, но я должен понять… А что с Валевским? — теперь он смотрит мне прямо в глаза, с враньем не проскользнешь.

— Мы не дружим, но Ванька для него все, вот и мне достается, да не смотри ты так, все тебе расскажу! Понимаешь, я еще в том году была маленькая, ты меня даже не видел, ну я понимаю, что даже на двенадцать лет не тянула, так что я без претензий, но нельзя взять и вырасти сразу. Вот и все, что связано с Валевским из этой истории — я влюблена в него с восьми лет по самые помидоры! И это «тайна», никто кроме тебя не знает! Это такая любовь к мечте, к музыке, так и зову его про себя «Плакатный». Как парень он меня просто бесит, поганый из него парень, он мне вообще не нравится, но он же Ванькин друг, куда от него деваться? Как ты вообще про него заметил, никто не знал, даже мои девки, кажется, не знают это…