Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

И Егор, едва окончив школу, устремился в эти леса, и если уж не деда, так хотя бы каких-то родственников стремился найти все время. Но это ему так и не удалось. Моя мама, отучившись в Москве, где Аня помогала ей, студентке, ставить младенца «на ноги» без отрыва от учебы, она моя вторая бабушка, и, получив «диплом», мама тоже почему-то вернулась сюда. А когда в тайгу попала я — мне было шесть лет — первым делом я отправилась в лес по следам своего деда, искали меня тогда с вертолетами, вот с тех пор Егор за мной и присматривает постоянно. Так что пионерлагерные легенды «о погибшей экспедиции» и «про староверов» для нас с Егором не «страшилки» у костра, которые рассказывают пионеры из сезона в сезон, а история наших семей, и она еще не закончена. Так и живем, и ищем ответы, которых нет, Егор посвятил этому уже десять лет, моя мать отдала жизнь, а я только собираюсь… И у меня нет выбора, я здесь только для этого, я хочу знать, что случилось с моей семьей! Никто в лагере не знает и не догадывается, что «страшилки» хоть на секунду реальны, что есть люди из плоти и крови, которые ввязаны в них своею судьбой… И это не «тайна», просто слишком личное. Кому расскажешь о таком?

Вечером, придя в «актовый», я застала весь наш отряд и еще несколько человек из «второго», и записала в команду всех абсолютно: и маленьких, и больших, и крупных, и мелких, талантливых и не ведающих о своих талантах — всех. Конечно, это сильно, в кавычках, растрогало наших Пенок-Горелок-Бабочек, но если они выдержат такое перенапряжение своей заносчивости, то и их ждет награда — я им отдам ведущие роли, уверена — проявят они себя в них по полной. Наташка участвовать в «основе» постановки отказалась наотрез, хочет на свидания ходить, а не репетировать, но притащила сестру Митяя Маринку, оказывается, это ее голубая мечта — играть в команде. Именно это стало нашим золотым шансом, у Маринки нереальный голос, вот кто станет нашей «кошкой»! «Кота», помощника главной героини, сыграет Муха, а в роли «племянниц-котят» как раз наши звездени Пенки-Бабочки-Горелки отметятся, все втроем. Но основа шоу — хор-кордебалет, и эта часть постановки, я убеждена, станет главным хитом! Когда тридцать человек синхронно поют и исполняют пусть даже очень простые движения, это имеет уже гипнотическое влияние на аудиторию, а если команда сумеет испытывать драйв от своей общности, то мурашки и нирвану всему залу мы точно обеспечим. Вот эту идею я и выдала вновь образованной команде на обозрение, и в итоге можно отметить, что даже самые противные «противухи» прониклись тем, что нам предстоит сделать. И даже больше — у всех горели глаза!

Раздав последние сценарии и схемы постановки по шагам, тексты песен, которые я целый год по обрывкам собирала как мозаику в единое целое, я уселась без сил на свой любимый приступок за колонной. Выступление «группы» Валевского было очень кстати — только бы больше ни с кем не говорить и ничего не обсуждать, хотя бы полчаса. Хочу сидеть и тупо смотреть на него, пока у меня есть такая возможность — сезон закончится и куда его занесет? Ромка вообще всегда утверждал, что музыканту в «совке» делать нечего, нужно валить «за кордон», а с таким дедом это уже и не мечты, подумаешь, Лондон, может, он заедет и еще дальше? Хочу его запомнить… Валевский собрал свою «группу» еще несколько лет назад, конечно, все нужное у них было в избытке благодаря деду; подозреваю — не каждый столичный коллектив филармонии имеет такие технические возможности. Ребята в его «группе» давно переросли пионерский возраст, и кто-то приехал специально из города только на выступление, но большинство ребят работает в «обслуге» здесь в лагере, так проще, так они все лето репетируют. Стиль исполнения скорее «панк-рок», хотя я не очень-то в этом разбираюсь, вернее совсем не разбираюсь, но у них есть много и всяких баллад, и вообще они что угодно исполняют, когда их просят. И народу в зал набилось нереально много, на выступления Валевского обычно половина «нижних» лагерей приезжает, так что дышать совсем уже нечем, а гостей становиться все больше.

А может, дышать нечем только мне? Почему, когда речь заходит о Ромке, всегда со мной так? Мне действительно нечем дышать! Он поет, находясь сейчас где-то явно не здесь, а мне выламывает грудь, причем в очень определенном месте, словно у меня между ребер под сердцем пробоина; это такое смертоподобное состояние, когда знаешь, что все уже, ничего больше не будет… То есть я помню какую-то конкретную смерть постоянно, помню это состояние, когда все понимаешь, что уже умер и не будет ничего, но краем сознания все еще стремишься ухватить самое ценное от этой жизни, что невыносимо оставить, без чего нигде, даже после смерти быть невозможно. Для меня это очень четкое конкретное ощущение, знакомое как оскомина — сколько раз так было? Сколько, если я такая живая постоянно помню всеми своими отголосками о жизненной утрате больше, чем о самой жизни? Всегда слушая его музыку, его голос, я испытываю боль, и, умирая, я каждый раз чувствую то же самое, но не физическую боль, она словно не про меня; стоит жизни прерваться, всегда чувствую силу невыносимой утраты, недостижимости самого важного, того, что и есть я.

И это состояние порванности, пропасти во мне длится до сих пор от самого начала времен — где я там «началась», оно всегда со мной, и никакие жизни-смерти не исцеляют меня… Но жду ли я, что это прекратится? Кажется нет, я знаю, что «нет», словно это та условность, необходимость, которую непременно нужно пережить, нужно пройти еще чтобы пройти дальше, дальше того места, где мы сейчас, и я плачу своей нажитой веками шкурой за все. Стоит ли это того, и насколько еще меня хватит, если последние лет сто я уже ни в чем не уверена? Истинная жизнь бьется во мне где-то немыслимо далеко, у истоков сознания, а я давно хочу, чтобы она вся была только здесь. Это мой дом, этот мир, Земля — другого места у всех нас нет; мир существует одновременно и «тут», и «там», везде от первого мгновения, мир все еще «не случился», мир все еще «не осуществлен», но осталось всего несколько шагов, последний час перед рассветом… И мне всегда нужен «он», мне нужен «он», а я уже умерла, и меня уже нет, это я чувствую. И как мне его достичь, но только так, по-настоящему? Почему «он» всегда так далеко? Почему все так безысходно однозначно утрачено? Дыра от той неведомой травмы все никак не может зажить, и переходит со мной из жизни в жизнь, и вот вопрос: Валевский может меня исцелить или только убивает? Почему мне так больно именно с ним? И все закончилось: и музыка, и его голос во мне.

Потом началась «дискотека», Кира наверно не смог протиснуться в зал, а я сумела выйти на воздух только вынесенная толпой. Пока выступление не завершилось, двинуться было никуда невозможно. Валевский передал пульт кому-то из своих ребят и сам устремился с Карауловой на выход, я за ними не следила, это они колыхались в чьих-то спинах впереди меня — глаза бы мои их не видели, тогда я осталась бы беспечной и счастливой, а мне положено быть такой перед первым свиданием! Но они торчали прямо передо мной! Только выбрались из тесноты толпы на площадь, Алена, появившаяся неизвестно откуда, игнорируя Караулову, стала перетягивать Ромку в свою сторону, он что-то сказал ей тихо, но никуда идти не захотел, та стала тащить его за майку, а потом резко переключилась и начала толкать со всей дури Караулову как меня накануне. Да, у Алены наблюдается явный кризис! Конечно, Оля не захотела в этом участвовать и быстро ушла в сторону «Спортивного», а Валевский, что и следовало ожидать, послал Савицкую громко и на весь лагерь куда подальше, и вернулся обратно в дискотекой жужжащий зал. Мне подглядывать было не стыдно, таких соглядатаев этой сцены было пол лагеря наших ребят и другая половина из лагерей «нижних», вот так и обстоят дела с моими запредельными мечтами, они остаются запредельными. Караулова если и не звезда сердца Валевского, то точно его… девушка, он ее бережет, вон как Алену публично уделал! И я выбираю реальность, а не утробную боль с отголосками какого-то недоказанного прошлого. Мне нужен Кира! Он подошел ко мне со спины, и, не сговариваясь, минуя площадь, до краев наполненную людьми, мы сразу пошли через футбольное поле короткой дорогой к корпусам хоккеистов.