Госпожа камергер - Виктория Дьякова

– Вот уж чего я не люблю, так это спать здесь, – поежился Одоевкий, – и даже не столько черкесы беспокоят, сколько змеи.

– Здесь много змей водится? – внешне спокойно поинтересовался Лермонтов.

– Встречаются, – кивнул Потемкин. – Породы две – точно. Иногда заползают в палатки. Одни из них, огромные, желтобрюхие, – те безвредны. А другие… Мы их медянками зовем – те на людей кидаются…

– Бр-ррр, – снова поежился Одоевский. – Мерзость какая.

– Не волнуйтесь так, – одернул его Александр, – и не пугайте нашего новичка. Русский солдат ко всему приспособится. И со змеями тоже справляться выучился. Прежде чем спать ложиться, бурку рекомендую подстелить. Отличное предохранительное средство. На нее не то что змея, никакое местное ядовитое животное не полезет.

– Это отчего ж? – удивился Лермонтов.

– От того, что она из бараньей шерсти сделана, – объяснил ему Саша, – а бараны едят всех ядовитых тварей. Так что ложитесь на бурку, Михаил Юрьевич, не пожалеете. Змей не бойтесь, разве что черепаха к вам в гости заглянет, так она не опасная. Тем более что ночи здесь довольно холодны.

– А козью голову, наткнутую на шесте, там, за поворотом, видали, – вспомнил вдруг Одоевский, – интересно, для чего она у них?

– Такими, мне сказывали, приношение жертвы к начатию посева обозначают, а так не знаю, – князь Потемкин пожал плечами, – одно слово, как верно вы заметили, мой друг, язычники. Запишите в дневник. Доведется – расскажите кому-либо из ученых мужей в Петербурге. Они вам все растолкуют.

– Как бы нам самим им растолковывать не пришлось, – усмехнулся Одоевский и, сощурясь на заходящее солнце, прикусил травинку. – Кто ж о Кавказе теперь лучше нашего знать станет? Если, конечно, живы останемся.

– Здравое замечание, – откликнулся Саша.

Над хребтом Нако опускалась чисто-голубая ночь. Звезды дружно вспыхнули над потемневшим морем. Едва подойдя к разведенному денщиком костру, князь Потемкин услышал выстрел в цепи. Вскоре прибежал караульный офицер Тенгинского полка. Выяснилось, черкесы подобрались втроем с фальконетом и все же убили солдата, стоявшего в пикете.

– Он перед самой смертью трубку закурил, – оправдывался молоденький поручик перед полковником. – Я ему приказываю лечь. А он мне: «Я, браток-начальник, почитай двадцать годов служу, так получше твоего знаю, стреляют лоскутники понапрасну, пуля сюда не долетит». Вот так сказал, а вслед за словами его сразу выстрел и грянул. Он мертвым упал. Я ничего не успел поделать, ваше превосходительство, – сокрушался молодой человек.

– Приказ не выполняете, – сурово сдвинул темные брови Потемкин, – авторитета у солдат не заимели. – Но заметив слезы в глазах юноши, смилостивился. – Война есть война. – Добавил уж мягче и пригласил: – Отужинайте с нами, поручик. Угощение скромное, но чем богаты…

– Благодарствую, Александр Александрович, – тихо ответил тот и, сдернув фуражку, смял ее в руке.

– Ни говядины, ни баранины жареной предложить не могу, – продолжал Потемкин, усевшись к костру. Завернувшись в бурку, раскуривал табак в трубке. – Маркитанты поотстали. С главными силами явятся. А пока один деликатес у нас – черепаший бульон. Афонька мой поймал зверюгу давеча, да вот и разделал. Сварил. Говорит, вкусно. Оцените, господа, солдатскую смекалку. А так – все солонина да сухари. Водки по глотку, а в остальном чаек, чаек. – Полковник засмеялся, оглядев рассаживающихся рядом с ним офицеров блестящим взглядом. – Не обессудьте.

– А как же черкесы те, что солдата убили, так тихо к позициям нашим подошли, что и не заметил никто, – осведомился Лермонтов.

– Как подошли? – Потемкин раскурил трубку, пыхнул дымком. – А они наверняка наши пули из стволов деревьев выковыривали, вот и приблизились тишком, – предположил он, – с большими перерывами двигались, их и не приметили с пикетов.

– А зачем черкесам наши пули? – недоумевал поэт.

– Своих-то не хватает.

– Своих не хватает, – поддержал полковника Одоевский, – а вот заряды к пушкам завелись у них. Кто им только пушку ту подкинул, с которой они сегодня, что тебе на сцене в театре выступили?

– Удивляешься? – Потемкин кинул на него насмешливый взгляд. – А я не удивляюсь. Англичане. Кто же еще? Оружия английского происхождения у черкесов много нынче. Завозят морем по контрабанде из Турции и Персии, обходят наши морские кордоны. Скольких уж словили. А там, в Турции и Персии, английских оружейников много понаехало – почуяли выгодное дело.

– Да уж без англичан не обошлось, – согласился Одоевский. Он посмотрел на карту и присвистнул: – А христианская обитель-то, ваша светлость, о которой поутру говорили, оказывается, совсем близко отсюда, всего перехода два, не больше. Вот крестиком отмечена…

Приказав к ночи удвоить цепь и усилить секреты, а первой мушкетерской роте князя Долгорукого находиться в готовности подкрепить караул, ибо лазутчики дали знать, что черкесы в большом сборе и готовятся напасть на лагерь – их пикеты от русских не далее чем в полтора ружейных выстрела, – полковник Александр Потемкин отпустил офицеров и сам направился спать. Однако пережитое в схватке возбуждение еще не улеглось и сон не шел.

Ночью набежали тучи, закапал дождь – сперва мелкий и редкий. Потом же ветер усилился и разразилась буря. В неясной тревоге Саша поднялся с походной кровати и вышел из палатки. Он хорошо слышал, с каким ужасным шумом морские волны разбиваются о берег. К утру ветер немного утих, но море еще волновалось. Улегшись в бурке, полковник задремал, когда стало светать. Его разбудили крики солдат. Позвав Афоньку, он потребовал объяснить, что же произошло – неужто черкесы?! А оказалось – свои, родимые, отличились. Едва Александр услышал о событии – сон мгновенно слетел с него от злости.

Вопреки приказу командира нашлось-таки несколько охотников купаться в море, в том числе и офицеров. Из них один уланский ротмистр чуть не заплатил жизнью за свое озорство. Следивший за русскими черкес бросился в воду следом за ротмистром и принялся топить его. В борьбе с черкеса сорвало шапку и чевяки, он сам отбросил в сторону пистолет и шашку, так как они мешали ему, и с ротмистром они схватились голыми руками.

Оставшиеся на берегу солдаты и офицеры сперва растерялись: стрелять не решались, боясь задеть своего. Но прилив волны на их глазах разъединил борющихся. Ротмистр пошел ко дну. Волны сомкнулись над ним, а когда полковник Потемкин прибежал на берег, удальца только что выкинуло замертво. По приказу Александра его откачивали на полковничьей бурке. По счастью, офицер оказался жив и его едва привели в чувство. Черкес же все еще болтался в воде. Потемкин подозвал переводчика, и тот прокричал горцу, чтобы он сдавался, но черкес не выразил никакого интереса.

– Пали! – приказал солдатам полковник. Пули градом посыпались в море, черкес скрылся под водой – лишь кровавое пятно означало место, где он тонул. Потемкин послал линейного казака поднять тело. Казак нырял несколько раз, но оно ушло слишком глубоко. Оружия тоже достать не смогли. Море бушевало. После встряски, все отправились в лагерь, где очухавшегося уланского ротмистра ожидал за своевольство нешуточный разнос.