Ленин. Человек, который изменил всё - Вячеслав Никонов

«Ленин считал именно русский национализм главной опасностью, которая может препятствовать превращению русской революции в революцию мирового пролетариата»2539, – пишут Жорес и Рой Медведевы о сути конфликта между Лениным и Сталиным по поводу образования СССР. Ильич увидел у Кобы недопустимую «правизну». А спорить с больным Лениным? Никто на это не был настроен, даже Сталин, позволивший себе лишь небольшие арьергардные бои, хотя и был вне себя. Но формально пошел Ленину навстречу.

При этом Сталин резко возражал против создания над российскими еще и федеральных структур, считая что «существование двух ЦИКов в Москве, из коих один будет представлять, видимо, “нижнюю палату”, а другой – “верхнюю”, – ничего кроме конфликтов и трений, не даст…» Возразил еще против одного пункта: «по-моему, товарищ Ленин “поторопился”, потребовав слияния наркоматов финансов, продовольствия, труда и народного хозяйства в федеральные наркоматы. Едва ли можно сомневаться в том, что эта “торопливость” даст пищу “независимцам” в ущерб национальному либерализму т. Ленина».

Учитывая последующую громоздкость конструкции советских и российских органов, которая держалась только благодаря отсутствию компартии РСФСР, а также вспоминая обстоятельства распада Союза ССР в конце 1980-х – начале 1990-х, когда российский лидер просто уволил союзного, аргументы Сталина вряд ли можно признать безосновательными. Ленинская формула, как станет ясно много позже, и станет формулой распада СССР. Не знаю ни одну страну современного мира, где бы существовал принцип свободного выхода из нее любой части этой страны. Но устоять под напором авторитета возвращавшегося в Кремль Ленина было сложно.

На заседании ПБ 28 сентября Каменев и Сталин обменялись записками. «Каменев: Ильич собрался на войну в защиту независимости… Сталин: Нужна, по-моему, твердость против Ильича… Каменев: Думаю, раз ВИ настаивает, хуже будет сопротивляться. Сталин: Не знаю. Пусть делает по своему усмотрению»2540. Ленин меж тем не сидел без дела. 27 сентября он встретился с Мдивани, 28-го – с Орджоникидзе, 29-го – с Окуджавой, Цинцадзе, Думбадзе, а затем – с Мясниковым.

А шестого октября Ленин занял кресло председателя на специально обсуждавшем этот вопрос пленуме ЦК, где получил твердую поддержку от Каменева и рупора мировой революции Бухарина. Хотя до конца пленума Ленин не досидел – разболелся зуб, – Сталин в открытый конфликт вступать не стал. Было решено: «1. Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских Республик и РСФСР об объединении их в Союз Социалистических Советских Республик с оставлением за каждой из них права свободного выхода из состава Союза…»2541

Ленин одержал легкую победу, но вовсе не успокоился. В вечер триумфа на пленуме он написал: «Т. Каменев! Великорусскому шовинизму объявляю бой не на жизнь, а на смерть. Как только избавлюсь от проклятого зуба, съем его всеми здоровыми зубами»2542.

Ленинский проект «федерализации» был поддержан всеми республиками. За исключением, естественно, Грузии, где захотели войти в состав СССР не через Закавказскую Федерацию, а самостоятельно. Расхлебывавший эту кашу первый секретарь Закавказского крайкома Орджоникидзе с присущей ему прямотой назвал верхушку КПГ «шовинистической гнилью, которую немедленно надо отбросить»2543. ЦК КПГ протестовал и апеллировал к Москве. Ленин 21 октября жестко ставил грузинский ЦК на место: «Я был убежден, что все разногласия исчерпаны резолюциями пленума Цека при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе и настаиваю на передаче вашего конфликта в приличном и лояльном тоне на разрешение Секретариата ЦК РКП, которому и передано ваше сообщение по прямому проводу»2544. Казалось, вопрос о создании СССР – в том, что касается Ленина, – исчерпан. Так только казалось.

После этого весь ЦК Грузии ушел в отставку. Орджоникидзе получил карт-бланш на его обновление, чем вызвал еще большую озлобленность ЦК прежнего. Кончилось тем, что Орджоникидзе в ярости избил одного из сторонников Мдивани – А. Кабакидзе, – который назвал его «сталинским ишаком». На протяжении второй половины октября и почти всего ноября о конфликте по национальному вопросу не вспоминали. Однако в конце ноября по не вполне понятной причине, но в очевидном раздражении на Сталина, Ленин пришел к выводу, что в грузинском деле не все чисто. Он потребовал отправить в Грузию специальную комиссию во главе с Дзержинским.

Еще один конфликтный узел назрел в вопросе о монополии внешней торговли. Суть спора состояла вовсе не в том, допускать к ней субъекты рынка, частный капитал или нет. Об этом в высшем руководстве никто даже помыслить не мог. Речь шла о ширине бутылочного горлышка, через которое государственные структуры осуществляли бы внешнеэкономическую деятельность. Наркомат внешней торговли настаивал на своей монополии, и именно ее будет защищать Ленин. Многие другие полагали, среди них наибольшую активность проявляли Сокольников, Милютин, Фрумкин, что во внешней торговли могли бы участвовать и другие хозяйственные наркоматы, государственные корпорации и тресты.

Впервые этой проблемой Ленин, похоже, озаботился в марте 1922 года после возвращения из Костино, когда спрашивал Красина: «Прошу объяснить мне популярно (я болен и туп) не более чем в 10 строках разницу между 1) отменой абсолютной монополии внешней торговли с заменом ее режимом торговых концессий и 2) сохранением (не абсолютной) монополии внешней торговли». Получив информацию от Красина, который был сторонником монополии своего ведомства, Ленин начал подозревать приверженцев иной точки зрения в неуемной рыночности и намерении распродать Россию.

Вновь внешнеэкономической проблематикой Ленин озаботился в сентябре, перед возвращением в Кремль. Встал в практическую плоскость давно обсуждавшийся вопрос о предоставлении концессии Лесли Уркарту. Красин вступил с ним в Берлине в завершающую стадию переговоров, которые завершились 9 сентября подписанием предварительного концессионного договора. А уже 12 сентября Ленин пишет Сталину: «Прочитав договор Красина с Уркартом, я высказываюсь против его утверждения. Обещая нам доходы через два или три года, Уркарт с нас берет деньги сейчас. Это недопустимо совершенно». Красин 18 сентября появился в Горках. Проговорил с Лениным два с половиной часа, после чего предсовнаркома твердо и однозначно высказался против концессии: слишком большой срок – 99 лет, и слишком большой масштаб. Вопрос о договоре с Уркартом был внесен на октябрьский пленум ЦК, который его отклонил.

Там же принимается одно решение, которое Ленин счел категорически неприемлемым. Он разразился разгромным письмом Сталину: «Решение пленума ЦК от 6.Х (протокол № 7, п. 3) устанавливает как будто неважную, частичную реформу: “провести ряд отдельных постановлений СТО о временном разрешении ввоза и вывоза по отдельным категориям товаров или в применении к отдельным границам”. Но на деле это есть срыв монополии внешней торговли…»2545 Большинство Политбюро в недоумении: никто из них не собирался ликвидировать государственную внешнеторговую монополию. Но Ленин настаивал на пересмотре решения на следующем пленуме, намеченном на декабрь.