Полмира - Джо Аберкромби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Скифр набросила на себя плащ, хлопнув тканью, как крыльями.
– Стиль боя, которому тебя учили, – сказала она Колючке, – вот этот вот – стоять в строю со щитом, в кольчуге и с тяжелым мечом, в общем, он тебе не подходит. Не для тебя он.
Скифр потянула у нее из рук щит и отбросила к рундукам. Щит с грохотом обрушился на палубу, а она отчеканила:
– Драться будешь на легком оружии. И в доспехе полегче, чем прежний.
– И как мне стоять в щитовом строю без щита?
– Стоять? – У Скифр чуть глаза не вылетели от изумления. – Ты убийца, душа моя! Убийца не стоит – он постоянно в движении, как ветер, как гроза! Либо он мчится навстречу врагу, либо прочь от него, заманивая, навязывая стиль и место боя! Твоя цель – не стоять. Твоя цель – убить. Любой ценой.
– Отец мой был славным воином, и он всегда говорил…
– Где сейчас твой отец?
Колючка застыла с открытым ртом, потом нащупала что-то висевшее под мокрой рубашкой и медленно сомкнула над этой штукой пальцы.
– Убит.
– Ну и как, пригодились ему свои советы?
И Скифр перебросила ей топор. Колючка поймала его в воздухе, взвесила в руке, пару раз взмахнула им – в одну и в другую сторону.
– А что написано на лезвии?
– Там на пяти языках сказано: «В руках воина всякая вещь – оружие». Хороший совет, если хватает мудрости принять его.
Колючка хмуро кивнула:
– Хорошо. Я – гроза.
– Скорее, мелкая морось, – усмехнулась Скифр. – Но мы в самом начале пути, голубка.
Священная река.
Сколько раз Колючка, развесив уши, слушала отца – тот рассказывал о походах вверх по Священной и вниз по ее сестре, Запретной. Как горели его глаза, когда он шептал об отчаянных сражениях против странных народов, о том, как в горнилах кровавых битв выковывалась дружба, о несметных сокровищах, достававшихся храбрецам… И с тех самых пор она мечтала о том, что тоже пойдет в поход, и названия тех далеких мест звучали подобно колдовскому заклинанию, таинственно и завораживающе: верхние волоки, Калейв, Первогород…
Однако, как ни странно, в мечтах не нашлось места ни для стертых в кровь задницы и рук – а как же, веслом же целый день ворочаешь, – ни для роев кусачей мошкары, ни для тумана, такого густого, что легендарных земель вообще за ним не видать – не говоря уж о коварных топях и густых лесах, которых и в Гетланде, если честно, предостаточно.
– Я что-то надеялась, что будет веселее, – проворчала Колючка.
– Я тоже много на что надеялся, а оно вон как обернулось, – пробормотал в ответ Бранд.
Она, конечно, вовсе не собиралась прощать его – ни за то, как он ее раскатал и унизил в глазах королевы Лайтлин, ни за то, как купал ее в холодной воде Ройстокской гавани. Однако в этот раз она сурово посопела в ответ в знак согласия.
– Ничего, скоро начнется такое веселье, – сообщил Ральф, правя рулевым веслом, – что вы еще взмолитесь, чтоб скучней стало. Ежели живы останетесь, конечно.
Мать Солнце уже опускалась к вершинам деревьев, когда отец Ярви наконец-то приказал, что пора становиться на ночлег, а Колючка наконец-то смогла отложить весло – точнее, она просто бросила его Бранду на колени и принялась растирать саднящие ладони.
Сбившись в усталую, спотыкающуюся толпу, они вытянули корабль на берег за носовой конец. Под ногами хлюпало, непонятно было, где заканчивалась река и начиналась суша.
– Веток соберите для костра! – крикнула Сафрит.
– Сухих, небось? – поинтересовался Колл, попинывая гниющие на берегу коряги и прочий вынесенный рекой мусор.
– Сухой, он обычно лучше горит, чтоб ты знал.
– Колючка, а ты куда?
Скифр стояла, картинно опираясь на запасное весло. Лопасть его колыхалась высоко над ее головой.
– Днем ты принадлежишь Ральфу, а вот на рассвете и на закате – мне. Каждый светлый миг, пока не стемнело, мы должны использовать. Для тренировок.
Колючка покосилась на хмурое небо, низко нависшее над хмурой землей.
– Это светлый миг, по-твоему?
– А с чего бы врагам ждать утра? Они прекрасно могут пришить тебя ночью!
– Каким врагам?
Скифр многозначительно прищурилась:
– Для настоящего воина все люди враги.
Вот именно это Колючка обычно пыталась втолковать матери. С высокомерным таким видом. Однако слышать это от другого человека было не так уж весело.
– А когда ж отдыхать?
– В песнях о великих подвигах ты часто слышала, чтоб герои отдыхали?
Колючка как раз увидела, как Сафрит начала раздавать лепешки, и рот моментально наполнился слюной.
– Ну, они там по крайней мере едят!
– Тренировки на полный желудок ни к чему хорошему не ведут.
Даже Колючке уже совсем не хотелось драться – еще бы, за целый день так веслом намашешься… Однако она здраво рассудила: чем раньше они начнут, тем раньше закончат.
– Что мы будем делать?
– Я попытаюсь тебя ударить. А ты попытаешься избежать удара.
– Веслом?!
– А почему бы нет? Суть боевого искусства – это умение наносить удары и избегать их.
– Можно подумать, я без тебя всему этому научиться не смогу… – проворчала Колючка.
Она даже не ахнула, когда Скифр молниеносным движением вытянула руку и залепила ей пощечину. Привыкла, наверное.
– Тебя будут бить, а когда ударят, ты не должна ни споткнуться, ни потерять в темпе. И ты не должна сомневаться. Ты должна стать безжалостной. И бесстрашной.
Скифр опустила весло, лопасть закачалась перед Колючкиной грудью.
– Хотя я бы посоветовала уворачиваться. Если сумеешь.
Она, конечно, попыталась. Колючка уворачивалась, извивалась, отпрыгивала, откатывалась, потом спотыкалась, пошатывалась, оскальзывалась и оступалась. Поначалу она надеялась не только увернуться от весла, но и добраться до Скифр, потом обнаружила, что увернуться куда как непросто, и все силы уходили на убегание и отпрыгивание. Весло настигало ее везде: лупило по голове, по плечам, тыкало в ребра, в живот. Она рычала, охала и орала, а когда Скифр подсекла ей ноги, полетела кувырком.
От запаха приготовленной Сафрит еды урчало в животе, команда сидела у огня, подставляя пальцы теплу, ела и пила в свое удовольствие. Время от времени кто-то приподнимался на локте, чтоб посмотреть и похихикать, кто-то уже принимал ставки на то, как долго она продержится. К тому времени, как солнце окончательно село и на западе растеклось водянистое сияние заката, Колючка вымокла до нитки и перепачкалась в грязи с ног до головы. Синяки и ссадины жутко болели, а дыхание вырывалось из груди с натужным хрипом.