Светофор, шушера и другие граждане - Александра Николаенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Смотреть на него было грустно и страшно. Да и некому больше было на него смотреть.
А черт не смотрел. Он ждал, что нужно будет подсчитывать дальше.
Из бисеринок глаз Антона Петровича засочились мутные слезы.
Подкодыкин тупо смотрел, как эти слезы капают на подсчеты и на клеенку столешницы, туда, где так часто перед ужином небрежным жестом проходила с тряпочкой рука Маши.
В распахнутую балконную дверь тихо вплывали сиреневые весенние сумерки.
Булькали макароны под крышкой.
Было тихо и пусто.
Как в брюхе черта.
В глазах мертвой собаки.
Или в гробу «Стандарт», который обошелся Антону Петровичу дешевле чем «Эконом».
Молодой человек, в джинсовке прошел под окнами Антона Петровича.
Посмотрел на окна и отвернулся.
Жил-был в одном человеке хитрый-прехитрый черт.
Жадный. За копейку был готов и в огонь и в воду. И сквозь медные трубы. И коня на скаку. И в дымоход.
Обманет какого-нибудь простофилю и радуется. Просто не идет, а подпрыгивает. Подпрыгивает, а сам думает: «Эх, елки-палки, посмотрите на меня, добрые люди! Как я провел этого дурня! Блеск! Красота!»
И такое у него хорошее настроение делается, что он просто всех готов обнять от этой своей радости.
Звали этого черта Кирилл Антонович Загребяка. Тоже ничего себе, между прочим, – говорящая фамилия.
Ну так вот. Идет как-то раз этот самый Загребяка по улице Народного ополчения и, как обычно, подпрыгивает. А когда Загребяка подпрыгивает (то вы уже сами знаете, что это значит) – хотим сказать, что это подпрыгивание у Загребяки означает только одно: что он только что надул кого-то как следует и по такому делу готов обнять весь мир.
И точно, только что провел наш Кирилл Антонович какого-то простака и взял с него за это совсем недорого. Чемодан денег.
И вот, идет Загребяка с этим чемоданом по Народного ополчения вдоль магазина «М-видео».
Идет, и вдруг видит: лежит прямо под фонарем денежка. Тысяча лежит! Честное слово…
«В чемодане миллион, а к миллиону тыща!» – вот же, какой везучий!
Тут копеечки днем с огнем во всем городе не найдешь, а ему нате, пожалуйста…
Кушайте, Кирилл Антонович. Не стесняйтесь.
И Загребяка, конечно, за этой денежкой прыг! А денежка, как на ниточке, – шмыг!
Загребяка прыг!
Денежка шмыг!
И прямо на дорогу.
А там, между прочим, никакого пешеходного перехода не обозначено.
В общем, денежка шмыг, Загребяка прыг… И угодил под колеса.
И остался наш Кирилл Антонович и без денежки, и без копытца.
Но это еще не все, господин жадюга!
Добавим в эту трагическую картину вашей бессовестной жадности несколько позитива.
Спустя час, как вас увезли в 67-ю больницу, по улице Народного ополчения шла старушка.
Эта старушка была Нина Леонидовна Беспризорная. Припоминаете ее, а, Кирилл Антонович?
Нет?
А впрочем, разумеется, мало ли на вашей совести таких старушек…
Но напомним.
Нина Леонидовна (года за два до сегодня) при помощи вас, Кирилл Антонович (ведь вы же у нас риелтор), обменяла свою двухкомнатную квартиру с широкой лоджией на постоянную прописку на 32-м участке Тишинского кладбища.
Место на Тишинском было, конечно, хорошее, с заборчиком, но, пока старушка оставалась жива, конечно, не очень удобное (по сравнению с прежней квартирой).
И вот, она время от времени приезжала в центр собирать бутылки с пивными банками в рюкзак или попросить у Всехсвятского милостыню.
Итак…
Старушка идет.
Бредет.
Раздвигает палочкой кустики в поисках пивной тары и видит в этих кустиках ваш, Кирилл Антонович, чемоданчик…
Теперь Нина Леонидовна купила квартиру. Правда, однокомнатную и без широкой лоджии, зато с балконом и без вида на Тишинское кладбище.
А вы выздоравливайте, поправляйтесь, Кирилл Антонович.
Жила-была старушка.
На Ленинском проспекте.
С одним балконом с лыжами на школьный забор. На балконе сумка.
Ржавый трёхколёсный велосипед и тумбочка. В тумбочке газеты. На тумбочке журналы. На журналах банки.
Велосипед «Кама» дыбом.
Рама от «Украины».
На раме велосипедные камеры.
Две автомобильных покрышки.
На гвозде оленьи рога. На рогах авоськи с яичной скорлупой.
На оконной ручке плюшевый заяц с кармашком. В кармашке зубные щетки и одна опасная бритва.
Телевизор «Юность».
Катушка медной проволоки на тележке.
Стекла.
Шкаф в высоту. В шкафу каракулевая шуба, кроличий полушубок и собачья шапка. Шапок три чемодана.
Коробки. В коробках обувь. Валенки. Лодочки. Тапочки. Кроссовки. Ботинок.
Резиновые сапоги.
Сдутый плавательный круг. Резиновый Микки Маус. В ящиках консервы. Тушенка, горошек, голубцы.
Детский грузовик. Санки. Со спинкой и без.
Большой сундук. В сундуке собрания сочинений.
Футбольный мяч.
На сундуке мешки. В одном бутылки. В другом бутылки. В третьем бутылки.
В четвертом картошка. В пятом крупы.
Три сломанных стула. И один соломенный. От стульев запасные ножки. Валик от дивана.
Воронье чучело. Охотничье ружье. Кастрюли. Свернутый ковер. Свернутый линолеум и батарея. Оконная рама. Дрель.
А в остальном, конечно, по мелочи. Битая ваза. Лампочки. Ржавый унитаз. Раковина. Труба. Керамическая плитка. Три кирпича. Чугунная сковородка. Ночной горшок. Три цветочных. Зеленый абажур и клеенка…
(Все, довольно, дальше перечислять – до конца рассказа к своим поминкам не доберешься.)
Скажем, и в комнатах то же самое, что на балконе.
И на лестничной площадке, поперек пожарного выхода.
И еще антресоль у лифта.
И вот она так жила-была, а в ней жил-был черт.
Жадный-прежадный.
Бережливый уж очень.