Светофор, шушера и другие граждане - Александра Николаенко

И она мыла пол в их гараже, вытряхивала коврик, протирала пыль с мебели и вообще наводила на жизнь уют.

Они прожили так, с божьей помощью, три зимы и три лета, а потом старуха простудилась зимой у ворот Всехсвятского, легла на диван, закрылась до подбородка шубами и еще какими-то тряпками (у нее были две шубы и тряпки) и стала умирать.

И вот, приходит старик в тот день, в девятом часу с работы (он работал в подземном переходе на ту сторону героев Панфиловцев, играл на баяне полонез Огиньского и «На сопках Манчжурии»; получал хорошие деньги). Но был человек слабый (мы говорили) и от этого горький пьяница, и почти весь его заработок уходил на эту гадость, а еще же подорожал со временем хлеб, и приходилось платить ежемесячный взнос в гаражное товарищество и за электричество.

Он вернулся и видит: в гараже не убрано и на буржуйке ничего не варится. А старуха лежит плашмя под шубами и ничего не говорит, только смотрит.

Он сообразил, что у старухи приступ (такое с ней и прежде случалось, но они утешались тем, что у нее, у старухи, вероятно, в желчном пузыре камни или еще какая-нибудь болезнь, и приступы проходили, хотя по приступам старуха громко стонала, вертелась и не могла уснуть).

Но тут она и не стонала даже, а только лежала и смотрела в потолок, где желтое пятно света от лампочки.

Старик взял это дело в свои руки, лекарство было одно, и он налил его себе и ей в пластиковые стаканчики, и кое-как приподнял больную на валик (она была у него тяжелая старуха, большая), и хотел ей влить лекарство, но старуха сжала губы и только смотрела на него пыльными грустными глазами.

Он выпил сам, и дальше не знал, что делать, но только присел к своей старухе на краюшек, и они оба помолчали.

И она смотрела на желтое пятнышко света, где лампа, и лежала под шубами.

Ее, может быть, нужно было по скорой в районную 67-ю больницу, но кто же возьмет старуху, без медицинского полиса, регистрации и прописки в 67-ю районную?

«Без прописки и регистрации, – как сама она говорила, – Саня, только на небеса».

Он выпил еще, и еще выпил, и когда все кончилось, сообразил, как перехитрить эти самые небеса и устроить старуху на лечение в 67-ю больницу.

Он укутал старуху потеплее, кулем повалил на санки (она все молчала) и повез мимо 34-го детского садика, через дорогу и бульвар в направлении этой больницы.

Он решил привезти старуху к приемному отделению и, оставив на санках, постучать в двери, а самому спрятаться.

А там ее, мол, возьмут, наверное, пока и без регистрации, потому что там они не могут не взять до выяснения паспортных данных и адреса (вдруг старуха все же где-то прописана и имеет медицинскую карточку?).

И он вез свою старуху по спящему зимнему городу, и волок ее по асфальту, где было дворниками насыпано солью от наледи, и вздыхал, потому что он был человек слабый и горький пьяница, а старуха тяжелая, а она все сжимала губы и смотрела старику в спину.

Наконец они добрались до ворот 67-й районной больницы, но они были заперты, и калитка тоже, а охранник центрального входа пил в подсобном помещении с товарищем, а там, где въезжали скорые помощи, охранник не спал и, конечно, их не пустил бы.

Старик поволок свою старуху дальше, и забор, вдоль которого он волок ее, был высокий, бетонный, и непонятно зачем протянутый сверху колючей проволокой.

Никогда не думал старик, что у этой 67-й больницы такая огромная территория, и кое-где в выщерблинах забора сквозь ржавые прутья каркасов видел старик много зданий и корпусов 67-й с погашенными уже, по позднему времени, окнами.

Было тихо. Стоял высокий, густой и синий мороз. Изо рта старика вырывался горячий пар, старуха все не разжимала губ.

Наверное, прошло много времени, как старик тащил старуху вдоль этой ограды районной больницы, как вдруг в заборе открылась ему наконец большая дыра, без каркаса, с выбитым точно огромным кулаком до самого неба разъёмом бетонных плит.

Старик скрипнул полозьями, разворачиваясь, и поволок свои санки в эту дыру, в которой стояло синее небо, а в небе светили звезды.

Под этой дырой лежал здоровенный снежный нанос, и старик волок в него сани едва дыша, с хрипом выдыхая из себя воздух и, ледяной, как колодезная вода, вдыхая его обратно.

Старуха лежала кулем и не сползала с санок только благодаря спинке от детских санок их сына Ванечки, который десять лет назад, 16 февраля, вот в такую же морозную ночь, как сегодня, был кем-то, неизвестно кем (следователь не нашел преступника), зарезан в сердце. У подъезда 23-го дома по Панфиловцев, где они тогда все втроем жили.

Теперь эти саночки, на которых старик со старухой возили своего Ванечку в тот детский садик и назад из детского садика, в валеночках, синем пальтишке и варежках с катушками, теперь эти саночки не давали упасть старухе.

И старик кое-как втащил санки со старухой вверх по сугробу, а вниз отпустил их так, и они тихо поехали вниз, на белую, утоптанную дорожку парка 67-й районной больницы.

Дальше дело пошло полегче, бодро заскрипели полозья, и утоптанная, светлая от фонарей дорожка, прямо постеленная между сосен и елок, привела их ровно к дверям приемного отделения, на которых мигала желтым светом об этом табличка.

«Приехали, Манечка…» – сказал старухе старик и, поправив на старухе до носа тряпочки, поплотней замотал ее шубами и поцеловал в холодные, улыбкой застывшие губы.

И позвонил. Была там над дверью слева кнопочка.

Звонок был не «ДЗыыыыыыыыыынь», как обыкновенно бывает, а как будто колокола Всехсвятского звонили на службу.

Он позвонил и, как хотел сделать, побежал прятаться за угол, а спрятавшись, стал смотреть. Как заберут в приемное его старуху.

Дверь открылась, из нее на ступеньки лестницы вылился свет.

Санитар в белом, а может быть санитарочка (старик не разглядел, у него от холода со слезами давно застыли глаза), вышел на ступеньку, увидел старуху и окликнул кого-то в помощники, из приемного отделения.

Они скоро спустились по ступеням, за старухой, все в белом, и приподняли ее с санок, под мышки, и хотя старик давно знал, что старуха у него умерла, ему показалось, что она даже как-то пошла сама, перебирая ногами над ступеньками в воздухе.

Дверь захлопнулась.

Старик постоял за углом еще немножечко, думал забрать санки и пойти домой, но, только подойдя к ним, почувствовал, что очень устал и нет просто сил возвращаться обратно, к тому же ему никуда не хотелось уходить от своей старухи.

И он опустился на Ванюшины саночки, у двери приёмного отделения 67-й районной больницы, и стал ждать, когда его заберут, может быть, тоже.