Пуговицы и ярость - Пенелопа Скай

На все равно надо было проверить каждое помещение.

Я поднялся на третий этаж и заглянул во все двери. Оставалась лишь «игровая».

Каким-то третьим чувством я понял, что она там.

Мне удалось вышибить дверь плечом с наскока, хоть она и оказалась запертой на ключ. Но в тот момент для меня это была сущая чепуха – я чувствовал себя в десять раз сильнее, чем думал. Каждая частичка моего тела была готова к битве, сражению, к смерти – неважно, моей или его.

Но то, что я увидел, заставило меня застыть, словно статуя.

Пуговица лежала на полу, вся залитая кровью. Крови было так много, что я даже не смог сразу узнать ее. Передо мною было искалеченное тело, от которого буквально разило запахом близкой смерти. Мне показалось, что из нее уже вытекла вся кровь, что блестела в солнечных лучах.

Рядом стоял горделиво подбоченившийся Кейн, весь измазанный кровищей. В нем не было ничего человеческого, только ярость и злоба сверкали в его глазах.

– Я уделал ее, Кроу, – произнес он. – Хотя ты должен был сделать это еще несколько месяцев назад.

Ни секунду не поколебавшись, я поднял пистолет и наставил его на брата.

– Ну да, типа, стрелять будешь…

Я нажал на спусковой крючок, и Кейн повалился на пол.

Больше не глядя на него, я снова посмотрел на бесформенное тело Перл. Пощупал пульс, надеясь, что она еще дышит. Нет, только не умирай! – если будет так, то я никогда не прощу себе этого. Ведь я нарушил данное тебе слово, и мне никогда не отмолить твою смерть.

Пульс был – слабый, исчезающий.

– Пуговица, держись. Я здесь, я рядом.

Я взял ее на руки и понес вон из комнаты, оставив своего брата истекать кровью – и, возможно, умирать. Мой гнев мигом сменился страхом. Если я не успею вовремя довезти ее до больницы, она умрет. Но я не мог больше терять близких. Я потерял Ванессу, и, если теперь умрет Пуговица, я сам не смогу жить.

Пуговица моя…

Я успел доехать до больницы, где Перл сразу же направили в хирургическую. Она вполне могла бы умереть, не наори я на врачей. Впрочем, ее шансы и так стремились к нулю.

Я мерил шагами приемный покой и все глядел на часы. Время ползло очень медленно. Я ходил и ходил взад и вперед – каждый вдох давался мне с превеликим трудом. А что, если она умрет? Тогда я не знаю, что сделаю с собой.

Знаю – застрелюсь.

Стрелки часов едва ползли. Я сновал по приемному покою, не стесняясь посетителей. Пить или есть я не мог. Я был один, без охраны, так что мои враги могли спокойно пристрелить меня. Но мне было наплевать.

Наплевать на все.

Кроме моей Пуговицы.

Десять часов спустя ее вывезли из операционной.

– Как она? – спросил я доктора.

– Состояние критическое.

Слова растворились в воздухе, не вызвав у меня никакой реакции. То же было и тогда, с Ванессой. Если бы я смог ощутить эту боль, то сам бы умер на месте.

– Она поправится?

Доктор посмотрел куда-то вбок, избегая моего взгляда.

– Сейчас рано говорить об этом. Она потеряла много крови. И у нее много внутренних повреждений. Мы, разумеется, сделали несколько операций, но это еще не означает счастливого исхода. Человек вряд ли сможет перенести столько травм. Так что дело теперь за ней.

Она была настоящим борцом. И она должна была выкарабкаться.

– Отведите меня к ней.

– Какие сейчас могут быть посещения…

– Отведите. Сию минуту.

Глядя на мое побледневшее от гнева лицо, врач не стал спорить. В таком состоянии я бы никому не советовал е*ать мне мозги. Просто убил бы на месте, и все.

– Сейчас же.

Доктор провел меня в палату. Это была одиночная палата, в самом дальнем отделении больницы. Там были широкая кровать, отдельная комната для посетителей, и огромное окно, что выходило на город. Доктор кивнул мне и притворил за собой дверь.

Я подошел к постели и застыл на месте. Кровь уже смыли, и ее лицо казалось наполовину уже, чем было на самом деле. Ее кожа потеряла свой нормальный цвет и теперь выглядела неестественно бледной. Лицо было все покрыто царапинами и порезами. Если честно, то я не сразу смог ее узнать.

Я присел в кресло, и вдруг горло мне сдавили рыдания. Это из-за меня она попала сюда. А я-то, дурак, считал, что в моем доме Перл будет в полной безопасности. Она и так перенесла слишком много, но теперь ей досталось по полной.

Я просто прое*ал ее.

Положив свою руку на ее, я сплел наши пальцы, словно мы все еще ехали в моей машине. Теперь же ее пальчики казались совсем тонкими, неживыми – ощущение было такое, словно я держал за руку труп.

– Пуговица, я знаю, что ты меня слышишь. Так слушай: ты справишься. Ты сильная. На твою долю и не такое выпадало. Борись же!

Я нежно пожал ее безвольную руку.

– Не оставляй меня…

Прошло несколько дней, но она не выходила из комы.

Я пользовался душем в ее палате и ел то, что приносила мне сиделка. Но я не мог уйти, потому что дико боялся. Оставь я ее одну, и с нею случится несчастье. Даже если бы сюда ворвались люди Боунса с ним во главе, я и то не отступил бы, пусть даже мне пришлось бы прикрыть ее своим телом и превратиться в решето.

Во что бы то ни стало я должен был ее защитить.

Спать я не мог – страшно было просто прикрыть глаза. А вдруг ей что-нибудь понадобится? Она очнется, а я буду дрыхнуть? Тем более стоит мне сомкнуть веки, как на меня сразу же обрушатся кошмары.

– Пуговица, держись! – приговаривал я, держа ее пальцы в своей ладони и надеясь, что она сможет почувствовать тепло моих рук. – Ты обязательно выкарабкаешься. А то я тебя не знаю!

Прошло четыре дня, но Перл так и не приходила в сознание.

Раны на ее теле никак не хотели затягиваться, и она выглядела так, будто ее пожевал сам дьявол, а затем выплюнул.

А что, если она совсем не проснется?

В кармане у меня зазвонил телефон.

– Что? – спросил я, даже не посмотрев на номер звонившего.

– Это Ларс, сэр.

– И что? – повторил я.

У меня не осталось сил, чтобы соблюдать приличия или быть элементарно вежливым. Я был словно бесчувственная деревяшка.

– Я хотел бы предупредить вас, что Кейн выписался из больницы.

Что, он жив?

– Ох ты ж…

– Я подумал, что вам будет интересно знать.

Приди Кейн сюда, я бы снова всадил в него пулю. Но на этот раз я бы не промахнулся.

– Благодарю вас, Ларс. Что там в доме?