Игра в сумерках - Мила Нокс

– Разве это возможно? – спросил Теодор.

– Да, – улыбнулся старик. – Если ты продал душу Смерти… Сказывают, что родился в незапамятные времена удивительный ребенок. Мальчик тот обладал идеальным слухом. И однажды сама Госпожа явилась к нему и предложила сделку. «Ступай, – сказала она мальчику, – ко мне в кобзари. Будешь главным среди них». А у мальчика того было сокровенное желание. Знал он, что мачеха сжила со свету его родную матушку. Видел своими глазами, да отец ему не верил. «А что мне за то будет?» – спросил он Смерть. «Я подарю тебе кобзу, на которой ты сыграешь любую мелодию. Захочешь сыграть звуки ветра – сыграешь. Захочешь сочинить песню, которой все заслушаются и любая девушка тебя полюбит – тоже сможешь сыграть». «А смогу ли я сыграть песнь правды?» – спросил мальчик. Смерть подумала и ответила: «Песнь правды трудней, чем мелодия ветра или дождя. Но и ее ты сможешь сыграть, если пойдешь ко мне в музыканты в вечное услужение».

И мальчик согласился. Смерть знала, где растет древнейшее дерево на свете, которое звалось Кровавым, потому что питалось оно кровью всех павших на войне. Она ударила в него молнией и обрушила его. Потом она погнала ветер, и тот обтесал ствол до блеска, сделав без единого стыка кобзу. Из слез, пролитых первой из вдов, вытянула Смерть струны. Звездным светом их окутала, лунными лучами опутала, натянула на инструмент. А еще спрятала в глубине кобзы сердце. Настоящее, живое, вечно биться ему внутри. А чье оно было, тут недолго гадать. Потому Кобзарь бродит веками по земле – сердца-то у него нет, забрала его Смерть. И не отдаст, пока тьма не наступит за последним днем. До той поры будет он скитаться, играя для нее на кобзе.

– А что его мачеха? – спросил Тео.

– Смерть-то, – усмехнулся старик, – не сказала Кобзарю главного. Когда пришел он в свою деревню, сыграл на кобзе мелодию правды, мачеха его тут же выдала все как есть: мол, это она погубила соседку из зависти, желая набиться в жены ее мужу. Да только вот закончилась песня Кобзаря, и все мигом позабыли, что случилось. Такова особенность великих мелодий. Не дано их знать обычному люду. Тот, кому Кобзарь в истинном обличье покажется, тотчас забудет о чудной музыке, которую слыхал. Только мы ее помним да сама Смерть.

– А мы почему?

– А разве, – прищурился старик, – мы не ее народ?

Теодор отправился проверять силки. Попался лишь облезлый заяц, но Тео был рад и этому улову. Он разделал тушку и, промыв в реке, нанизал кусочки мяса на ветки. Нашел на поляне старое кострище, опустил руку в карман за кремнем, но вытащил иное. На ладони лежала обугленная ветвь.

Тео нахмурился. Последние дни он не переставал думать о случившемся. Произошло столько событий!

Приладив ветки с мясом над костром, Тео сел на бревно, достал дневник и написал:

Из-за пригорка полились нежные, призрачные звуки. Теодор заложил веткой дневник и поскорей засунул его в карман плаща. На гребне холма зажглось яркое пятно. Оно звякало, бренькало и трепетало. Пятно поднималось над холмом все выше, и Теодор с удивлением опознал в нем гигантскую шляпу. Шляпа поднялась еще немного, и вот показалось лицо хозяина. Волшебный Кобзарь.

– Добрый вечер.

Теодор кивнул.

Кобзарь лукаво приглядывался к костру.

– Как чудно пахнет этот заяц! Как горяч костер! Могу я погреться у него?

Не успел Теодор открыть рот, как Кобзарь перепрыгнул холм и в мгновение ока устроился на бревне, вытянув ноги к пламени.

– Ах, чудный костерок, чудный! Кстати, я слышал, как ты играл утром.

– Вот как?

– Хотя на самом деле играл не ты.

– Неужели?

– Многие действия, которые мы совершаем, кажутся нам собственными. Это далеко не так. Нашими руками и глазами правят высшие силы. Единственное, что в нашей власти – сердце. Если оно у тебя есть.

– Вот уж не уверен.

– Поверь, сердце – великая вещь. Жаль, что порой мы им не дорожим. Какой прок от бессердечного человека? – воскликнул Кобзарь. – Все равно что речка, покрытая льдом. Из нее не напиться.