Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу

Не тем человеком был Джон Д. Рокфеллер, чтобы впустую тратить время на неприбыльные опасения. В его карьере было очень немного упущенных возможностей, и, если приходило время действовать, он никогда не колебался. Он попросил у Хьюитта зарплату в восемьсот долларов, его босс, стесненный в средствах, провел в смятении несколько недель, прежде чем решил, что не может дать больше семисот. Позже Рокфеллер утверждал, что остался бы, если бы Хьюитт выполнил его требование, но добавлял: «Даже тогда я собирался, готовился к чему-то большему»87. Пока они с Хьюиттом пререкались, в начале 1858 года вопрос решился сам собой благодаря новой привлекательной возможности. Рокфеллер подружился с молодым англичанином, двадцативосьмилетним Морисом Б. Кларком, который работал дальше по улице в сельскохозяйственной торговой фирме «Отис, Браунелл». Они были одноклассниками в Коммерческом колледже Э.-Г. Фолсома и соседями по Чешир-стрит. Согласно Кларку, Рокфеллер уже имел «репутацию молодого бухгалтера, более обычного способного и надежного», и Кларк предложил ему создать новую компанию по покупке и продаже сельскохозяйственной продукции, чтобы каждый компаньон внес две тысячи долларов – в 1996 году эта сумма соответствовала тридцати шести тысячам долларов88. Рокфеллеру, что довольно удивительно, удалось скопить восемьсот долларов, сумму, равную годовому заработку, менее чем за три года на службе, но это все еще было значительно меньше цифры Кларка.

Пока он размышлял, как достать денег, отец сообщил ему, что собирался подарить каждому сыну по тысяче долларов по достижении двадцати одного года, и теперь предложил ссудить деньги Джону. «Но Джон, – добавил он, на случай если сын понадеялся на чудо, – мне надо десять процентов»89. Билл только что получил тысячу долларов от Хьюитта и, возможно, искал, как получить высокий оборот с этих неработающих денег. Джон слишком хорошо знал отца, чтобы выпрашивать их в подарок и согласился на ссуду под десять процентов, что было выше существующих ставок. Итак, 1 апреля 1858 года, поддержанный заемными деньгами, Джон Д. Рокфеллер ушел от Айзека Хьюитта и поступил в новую компанию «Кларк и Рокфеллер» на Ривер-стрит, 32. В возрасте восемнадцати лет он взлетел до ранга компаньона комиссионного дома. «Для меня было очень важно стать собственным хозяином и работодателем, – говорил Рокфеллер. – Мысленно я буквально утопал в блаженстве от сознания, что я компаньон в товариществе с основным капиталом в четыре тысячи долларов!»90 Этот момент много значил для него, и после первого рабочего дня он вернулся домой на Чешир-стрит, упал на колени и молил Господа благословить его новое предприятие.

Рокфеллер никогда не жалел о своем ученичестве в «Хьюитт энд Таттл» и, как многие люди, самостоятельно добившиеся успеха, глядя назад, отзывался о своих первых годах с нежностью. Если уж на то пошло, весь свой опыт он пропитывал сиропом сентиментальности, который со временем становился только гуще и слаще. Даже в 1934 году, девяноста пяти лет, Рокфеллер пытался вдохновить одного из внуков рассказами о своей героической инициации в «Хьюитт энд Таттл», волнующем крещении в деле. «О, как благословенны юноши, которым приходится бороться за основы и начало в жизни. Я никогда не устану благодарить за эти три с половиной года ученичества и трудности, какие приходилось преодолевать от начала и до конца».

Вывеску «Кларк энд Рокфеллер» водрузили над складом по адресу Ривер-стрит, 32, и местное деловое сообщество тепло приветствовало вновьприбывших. «Кливленд Лидер» написал: «Это опытные, ответственные и исполнительные деловые люди, и мы рекомендуем их торговый дом любезному вниманию наших читателей»1. Казалось, в первой компании успех пришел к Рокфеллеру быстро и легко. На Великих озерах увеличивались объемы перевозок мяса, зерна и других товаров, и они с Кларком проворно скупали и продавали партии сельскохозяйственной продукции. Как утверждала амбициозная реклама фирмы, они были готовы заниматься «зерном, рыбой, водой, известью, гипсом, крупной, мелкой, поваренной и кормовой солью»2. Неоперившуюся фирму подстерегало немало опасностей, но можно и придать, задним числом, ностальгическое очарование этому начальному периоду. Через два месяца после открытия суровые заморозки уничтожили урожай на Среднем Западе. Компаньоны заключили контракт на крупную поставку бобов и получили партию, порченную более чем наполовину и перемешанную с грязью и мусором. «Когда мы не нужны были в конторе, мы с компаньоном шли на склад и сортировали эти бобы»3. Сбой не повлиял на общие показатели фирмы, так как к концу года она заработала вполне солидные четыре тысячи четыреста долларов, что было в три раза больше дохода Джона в его последний год в «Хьюитт энд Таттл».

Но из-за фиаско с бобами Джону пришлось еще раз обращаться, хотя и крайне неохотно, за спасительным займом к Большому Биллу. Щедрое финансирование необходимо, чтобы преуспеть в торговле, и объявления Кларка и Рокфеллера возвещали потенциальным клиентам, что они были «готовы давать щедрые ссуды и консигнации на сельскохозяйственную продукцию и т. д.»4. Билл любил играть с сыном в садистские игры с деньгами, а затем оправдывал свое жульничество некими извращенными воспитательными целями. Он хвалился перед соседом в Стронгсвилле: «Я обмениваюсь с мальчиками и обдираю их, просто разбиваю наголову каждый раз, как могу. Хочу, чтобы они быстро соображали»5. Джон уже смирился со странным коммерческим характером сделок с отцом, и в своих воспоминаниях даже идеализировал займовые маневры Билла как дающие ему ценный урок. «За указание мне верного пути в жизни я обязан вечной благодарностью моему отцу. Человек, принимавший участие в целом ряде промышленных предприятий, он любил говорить со мною о них, указывал на их значение и знакомил меня с методами и принципами ведения дела»6.

Джону было известно, что в банкирском стиле отца безжалостная веселость сочеталась с суровостью Скруджа. «Наши денежные отношения всегда были для меня источником страхов, хотя я теперь и смеюсь, вспоминая об этом», – однажды Рокфеллер позволил себе проявить толику гнева7. Когда Билл предлагал заем под десять процентов, он точно руководствовался не альтруизмом, он имел привычку, приводящую в ярость должников, отзывать займы в самое неподходящее время. «Но за деньгами он являлся обыкновенно в моменты наиболее острой нужды в деньгах. «Сын мой, деньги мне нужны самому», – вспоминал Джон Д. в своих мемуарах. – «Сейчас, сейчас», – говорил я. Я прекрасно знал, что он меня просто испытывает и в случае возвращения денег оставит их лежать у себя, ничего с них не получит и опять ссудит их мне»8. По поводу этой длительной психодрамы Рокфеллер позже сказал в другой краткий момент откровенности: «Он не знал, как я внутренне был разгневан»9.

Глубокое критическое описание своеобразных отношений Рокфеллера с отцом дал Джордж У. Гарднер, присоединившийся к Кларку и Рокфеллеру на правах компаньона 1 апреля 1859 года. Он работал с Кларком в «Отис, Браунелл» и судя по всему его пригласили в фирму, чтобы укрепить ее капитал. Отпрыск элитной кливлендской семьи, слепленный совсем из другого теста, чем знакомые Рокфеллеру мужчины, добившиеся всего сами, Гарднер позже стал мэром Кливленда и президентом Кливлендского яхт-клуба. С появлением Гарднера имя Рокфеллера убрали с вывески, и новая фирма стала именоваться «Кларк, Гарднер энд Компани», по очевидной и достаточно убедительной причине, что имя Гарднера привлечет больше клиентов. Рокфеллеру всегда было неудобно изливать гнев или эгоистично протестовать, и он сделал вид, что спокойно отнесся к понижению. «Морис Кларк очень порадовался этому, – заверял он позже. – И сказал: «Неважно. Это ненадолго – и пары лет не пройдет, твои дела будут идти лучше, чем у всех нас». Да, он был очень любезен. Я не выдвинул возражений»10. Все же позже Рокфеллер признал, что удар оказался болезненным: «Я счел это большой несправедливостью по отношению ко мне, поскольку я был равноправным компаньоном, а Гарднер лишь принес часть капитала. Но решил, что лучше уступить»11. То, что Рокфеллер считал не достойным и не подобающим христианину сознаваться в таких понятных чувствах уязвленной гордости, многое говорит о нем.