Две невесты - Кристин Лестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сильвия принялась жадно пить грейпфрутовый сок, который ей принес томный, умирающий от жары официант. Кажется, Люсьена просила что-то купить. Ах да, лосьон для загара. Для этого надо поискать аптеку или магазин косметики. Кажется, в том конце города, где она в прошлый раз сидела в кафе и встретила Алекса, была аптека. Нужно поехать туда, и почему она сразу не догадалась? Ведь там у нее будет гораздо больше шансов найти и лосьон, и жениха, он же хвалил какое-то местное заведение, где «намного уютнее и дешевле».
Сильвия вышла из-за столика, накинула на плечо ремешок сумки и, подняв глаза, вдруг остановилась как вкопанная, глядя на противоположную сторону улицы. Там, на знакомом мраморном крыльце банка, которое было погружено в прохладную тень, стоял Алекс и с улыбкой что-то рассказывал той самой даме, которую Сильвия видела с ним еще в первый день, а она кокетливо вертела головой.
Сказать, что это зрелище ошеломило Сильвию, значит не сказать ничего. Сильвия смотрела на них, распахнув удивленные и обиженные глаза, губы ее сжались в оскорбленной гримасе, а дыхание участилось.
— У мадемуазель все в порядке? — неожиданно спросил официант, который почему-то резко оживился.
— Да! — не поворачивая головы, крикнула она, и стайка воробьев вспорхнула с тротуара возле живой изгороди.
Алекс тем временем, видимо, сказал женщине что-то забавное и смешное, потому что она принялась хохотать и хлопать его по плечу. Он продолжал говорить, а она — заливаться смехом, пока, окончательно обессилев, не повисла на его руке. Тогда он еще что-то добавил ей на ухо, она серьезно кивнула, и на несколько секунд оба замерли, глядя друг другу в лицо.
У Сильвии подкашивались коленки. Ревность, болезненная, жгучая и очень глубокая, пронзила ее от макушки до пят и словно пригвоздила к земле. Она стояла, не в силах сдвинуться с места, и именно это спасло Алекса с его спутницей. Иначе их обоих ждала бы жестокая расправа.
Потом Сильвия резко развернулась и ушла из кафе в другую сторону, через сквер, поэтому не увидела главного. Она не увидела, как женщина грустно обняла Алекса, нежно провела ладонью по его щеке и что-то сказала ему, словно прощаясь навсегда. А потом ушла.
Люсьена снова осталась без лосьона для загара. Сильвия вернулась в пансионат уже глубоким вечером, когда начало темнеть. Первое, что она увидела, войдя в свою комнату, был Алекс, лежащий на их «семейном ложе» и читающий газету.
— О, Сильвия, дорогая! Где ты была? Я уже начал волноваться.
Она глубоко вдохнула и мысленно сосчитала до десяти.
— Ну что ты молчишь, девочка моя? Обиделась?
Ей хотелось наорать на него. Ей хотелось разбить о его голову какой-нибудь тяжелый предмет.
Алекс легко соскочил с кровати, подошел к ней и обнял:
— Хотя никого нет, я все равно хотел бы…
Она грубо оттолкнула его и отступила назад.
— Я думаю, не стоит. Ведь все равно никого нет.
— Что с тобой?
— Ничего. — Сильвия сжала губы, швырнула его газету на пол и уселась на середину кровати по-турецки.
Алекс подошел, попытался присесть рядом, но она снова оттолкнула его.
— Не смей меня трогать!
— Ого. Котенок в гневе. Сейчас ты откусишь мне голову.
— Алекс, — она почти шипела, напоминая себе в этот момент Люсьену, так хорошо у нее получалось злобно складывать губы, — Алекс, потрудись мне объяснить, на каких правах я нахожусь в нашем с тобой «коварном плане»? Мне показалось, мы договорились проявлять обоюдное уважение и считаться…
— Ты обиделась, что я сорвался с утра и ничего не сказал?
— Ну, допустим.
— Работа. Ты же помнишь, что я во Францию приехал не просто, чтобы помогать прелестным молодым мадемуазель крутить романы под носом у их бывших…
— Меня не интересует вся эта белиберда! Почему ты отключил телефон?!
— Я же сказал, работа. У меня такая работа, знаешь…
Сильвия буквально завизжала:
— Я видела твою работу!!! Я видела, как ты обнимаешься и милуешься с ней!
На секунду Алекс озадаченно замолчал, потом расхохотался. Он смеялся долго и безудержно, изредка поднимая взгляд на суровую Сильвию, отчего его с новой силой начинал душить смех. Наконец ей это надоело.
— Ты травы обкурился?
— Нет. Боже мой, Сильвия, ты ревнуешь? Как мне повезло! Ты не только поехала следить за мной, но еще и решила закатить сцену ревности? Я польщен! Я сильно польщен! Ха-ха-ха!
— Ты не на то обращаешь внимание, — вдруг серьезно и спокойно сказала она.
— А на что мне надо его обращать?
— Во-первых, я не люблю, когда мне врут. Во-вторых, когда кидают с обещаниями. А в-третьих, не надо ставить меня в идиотское положение. Ты представляешь, что было бы, если бы тебя увидел в Сете кто-то еще?
Он изо всех сил старался сдержать улыбку:
— Мне кажется, мы оба изначально поставили друг друга в идиотское положение. Жаннет — моя коллега.
— Я так и подумала. Особенно когда вы обнимались неделю назад.
— То было неделю назад. Даже десять дней назад. Еще до того, как я встретил тебя, моя дорогая…
— Я не понимаю, Алекс, что тебя так веселит?
— Честно?
— Да.
— Твоя ревность. Ты ревнуешь, и мне это приятно. Неожиданно приятно. Как сюрприз на Рождество.
— Какое тебе, в сущности, дело до моей ревности?
— Никакого.
— Тогда заткнись и перестань строить из себя страстного любовника! Здесь никого нет!
— Не надо так орать. А то придут.
— Алекс, всю неделю ты вел себя как юный школьник, когда оставался со мной на ночь. И меня это очень устраивало. Да! Устраивало! И не надо так на меня смотреть!.. Давай продолжим в том же духе. Днем — страстные поцелуи на глазах у всех, а ночью… можешь тешить себя под одеялом.
— О. А я все думал, как выкрутиться. Спасибо за совет. Я про одеяло.
— Алекс, перестань! Неужели ты и вправду решил, что я ревную?
— Разве нет?
— Я очень раздосадована твоей неосторожностью. Тебя мог кто-то видеть с Жаннет. Зачем так подставлять меня?
Он вдруг стал серьезным.
— Ну что ж. Если дело только в этом, тогда извини. И давай закроем тему.
— Давно пора.
Он прошелся по комнате, заложив руки в карманы:
— По сценарию у нас сегодня прогулка на яхте.
— Мы ее пропустили.
— Что, яхта уходит по расписанию?
Сильвия пожала плечами и тоже принялась ходить туда-сюда. Ей совершенно не хотелось куда-то плыть с ним. Ей вообще больше ничего с ним не хотелось.