Отцеубийцы - Мария Вой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мой наставник. Много бы я дал, чтобы еще раз перекинуться с ним хотя бы словечком!
– А вот в тот день ты не горел желанием. – Хроуст, как всегда, мигом раскусил попытку Латерфольта увести разговор в другое русло.
«Ну ладно, Ян, давай выслушаем эту историю в семидесятый раз…»
– Жовнер хотел взять мелюзгу с нами, чтобы отбросить герцога Ольшана от Номчан. Бой предстоял несложный, а он как раз пополнил бы поредевшие ряды свежей кровью. Я ожидал твоего выхода. Среди всех детей, что мы подбирали, ты был самым способным, и как лучник, и как наездник. Ты даже умел читать и писать – а вот Жовнер не мог этим похвастаться. За тобой всегда ходили толпами другие дети, потому что ты, даром что не был на них похож, сумел завоевать их доверие. Конечно, я ждал тебя там. И ты… не появился. «Где же мой Вилем? – думал я. – Неужели не знает, какие надежды я на него возлагаю?» Жовнер отобрал тогда других юнцов: пару почти таких же способных, как ты, пару более-менее толковых и еще толпу совершенных тупиц, которые годились разве что вынимать яйца из-под куриц. Потом он отправился на поиски чего-то горячительного. О том, чтобы взять в отряд мальчишку-хинна, который не явился на его зов – а Жовнер, как ты помнишь, очень не любил иноземцев и лентяев! – теперь не могло быть и речи, и даже я не смог бы его уговорить. А тебя я нашел в лесу. Ты помогал детям помладше строить домик на дереве и клялся, что забыл об отборе, хотя я обсуждал его с тобой сто раз. Я решил, что ты трус и боишься битвы. Но спустя час моих криков и твоего плача мы выяснили, что ты боялся подвести меня в бою, опозориться передо мной…
– В первый и последний раз я ослушался тебя тогда, – тихо сказал Латерфольт, рассматривая свои сапоги, чтобы спрятаться от взгляда гетмана.
– Нет, не в первый. Видимо, не в последний.
Да, Хроуст часто вспоминал эту историю, но еще ни разу она не оканчивалась так. Не в последний… Неужели в его глазах Вилем теперь снова ненадежный мальчишка? Неужели мало того, что он сделал спустя пару недель после того неудачного отбора, когда последний сын Хроуста Ярж погиб при осаде Номчан, а сам Хроуст был ранен? В тот день, едва услышав новости, он, не раздумывая, не боясь последствий, увел чужую лошадь и с одним только луком, без кольчуги или шлема, бросился в свою первую битву, чтобы защитить гетмана, который потерял родного сына. Разве этого не достаточно, чтобы забыть о сопливом мальчишке, подобранном на пепелище, который так долго мялся и прятался, не в силах поверить, что великий человек нуждается в нем?!
Егермейстер кусал до крови губы, как всегда, когда обида накрывала его с головой. Боль отвлекала от слабого, ранимого Вилема и возвращала невозмутимого Латерфольта, способного обратить в шутку что угодно, даже унижение. В последнее время, впрочем, Вилем все чаще брал верх – но своим названым сыном Хроуст объявил Латерфольта, а не его, поэтому Вилем должен убраться ко всем чертям…
– Я всегда был и буду за тебя, Ян, – выдавил он, хотя распухшая губа мешала говорить. – Только за тебя! Я родился уже после казни Тартина Хойи, не знал его, как ты, не слышал его учения. Все, что я когда-либо делал, весь этот путь… Я никогда не стану тебе настоящим сыном, но ты заменил мне отца, а Катаржина – мать.
Хроуст остановил его, положив тяжелую руку на плечо:
– Я никогда в этом не сомневался, Вилем.
Латерфольт снова сжал зубами окровавленную губу, чтобы не разораться при звуке ненавистного имени.
– Я лишь хочу знать, что ты в порядке. Перестань отмахиваться от помощи! Говори со мной. Злись со мной! Скажи: ты ненавидишь Шарку?
Латерфольт в изумлении поднял голову. Строгость Хроуста сменилась отеческой обеспокоенностью или это огонь факелов исказил черты его лица, наполовину скрытого повязкой?
– Почему ты так думаешь?
– Так думают все, несмотря на то, что ты берешь ее в жены. И, поверь, сама она тоже это подозревает.
– Нет, я не… Что за чушь! – Внезапный переход к Шарке сбил обычно быстро соображающего Латерфольта с толку. – Она будет мне прекрасной женой! Да что там говорить, я никогда и надеяться не смел, что у меня будет жена-бракадийка!
– О, не прибедняйся, – засмеялся Хроуст, – как будто я не видел армию женщин, что ходит за тобой по пятам. И все они чистые бракадийки.
– Нет никакой армии! – Перед его внутренним взором некстати возник грифон, подхватывающий клювом легкое тело и швыряющее его на этот самый плац… Латерфольт залпом опорожнил пивную кружку и продолжил спокойнее: – С чего ты взял, что я ненавижу Шарку? Она хорошая. Добрая. Смелая. Наш ребенок тоже будет кьенгаром, настоящим кьенгаром Сироток! Я готовился к тому, что она будет хуже, когда мне о ней сообщили. В конце концов, шлюха Свортека…
Хроуст продолжал буравить его взглядом. Каждое слово Латерфольта было небрежно пущенной стрелой и пролетало мимо цели.
– Ты ее любишь? – спросил гетман с вернувшейся строгостью – и Латерфольт поспешно ответил:
– Конечно, люблю, Ян. Почти как тебя, ха-ха!
«Что тебе еще надо, а? Я не чувствую сопротивления, говоря это. Я не вру – хотя часто представляю себе, как было бы прекрасно, если бы мы с ней никогда не встречались. Она бы спряталась с беднягой Дэйном подальше от войны, ружей и клинков, жаждущих ее крови; а я бы продолжал строить свой «домик на дереве». Подонок Рейнар не появился бы верхом на своем петухе. Якуб, Йонотан, Керам, Микеш и все остальные не нашли бы смерти на этих вонючих стенах…»
– Раз так, обращайся с ней помягче. Это приказ.
– Я буду мягче, обещаю!
– Ты слишком много обещаешь. Не забывай, что ты тоже кьенгар, а говорят, на кьенгаров, что не держат обещаний, падает ужасное проклятье.
Латерфольт фыркнул и спрятал нос в кружке с пивом, всасывая остатки пены. Хроуст отвернулся, уставившись в усыпанное звездами небо. Без его взгляда с плеч словно сняли тяжелую кольчугу. Окошко по-прежнему ярко горело во тьме, несмотря на поздний час. Неужели она все еще не спит? Тарра там совсем с ума сошел?
– Мы отвыкли, – заговорил Хроуст. – Ты – от войны, я – от интриг и перешептываний за спиной. Брат Огнивец считает, что мы уже давно отомстили за смерть Хойи, и Хойя бы хотел, чтобы теперь мы обратились к миру. Присоединившийся к нам барон Марцел видит во мне своего должника. Кирш недоволен тем, что я попросил помощи у Аллурии и Волайны.
– Не только он.
– А ты?
– А что я? Аллурия, Бракадия, Волайна – для таких, как я, не меняется ничего.
– Кирш очень своевольный, ты знаешь его. Потому-то я не пустил его в Тавор к тебе: вы бы поубивали друг друга в первый же день.
– Да просто забери у него Морру, он угомонится и перестанет выдумывать…
Неожиданная мысль заставила Латерфольта осечься и снова метнуться взглядом к заветному окошку, которое никак не желало растворяться во тьме.
– А мне даже интересно, что она ему там поет. Потому-то я держу ее при себе. Наблюдаю за ними всеми: Киршем, Моррой… Рейнаром…
Точно так же, как сейчас он наблюдал за Латерфольтом, которого сотрясала крупная дрожь. При мысли о том, сколько времени он уже провел вдали от Шарки, становилось тяжело сделать выдох – и он весь раздулся, как испуганный зверь. На что намекает гетман? И если намекает, почему он