Отцеубийцы - Мария Вой

сказать. Казалось, дурман мадеммы развеялся, оставив его в кристальной трезвости. «Неужели, – думал он, – я, сын Хладра, действительно готов так поступить? После всего, что Редрих сделал для меня?»

После того, как здоровый как бык отец внезапно скончался, едва между ним и Редрихом возникло непонимание. После того, как Редрих женил Рейнара на своей полоумной племяннице. После того, как Римрилу пробила череп стрела, а Лотто сгорел в расплавленном доспехе. После того, как первый слуга короля украл у него Морру…

– Редрих отнял у меня все.

Улыбка сошла с лица Латерфольта. Он медленно и серьезно кивнул, и в его глазах заблестели слезы: неподдельные слезы человека, который знал, каково терять близких.

– Я верю тебе, Рейнар, – торжественно возвестил Сын Хроуста и протянул Рейнару руку через стол. – Обещаю, что ты можешь на меня рассчитывать.

– И я обещаю. – Он пожал протянутую руку, и голова снова стала тяжелой: мадемма вернулась и накрыла его с еще большей силой. – Обещаю, Лотто…

– Латерф, балбес ты обкуренный, – хихикнул хинн.

Но спустя несколько тайных встреч с егерем – чувствовалось, что показывать их подробно Рейнар не хочет, – в Хасгуте его настигла неожиданная новость. И принес ее лично Редрих:

– Молодец, Рейн, сын мой!

Король заключил его в объятия, чуть поморщившись, когда до носа долетел запах мадеммы от дублета. Но он пересилил себя и так обнимал герцога целую вечность, поглаживая по затылку, пока сам Рейнар боролся с желанием свернуть шею его величеству.

– Ты наконец сделал это! Кришана беременна!

Рейнар отступил от короля, ошарашенный. Да, месяц назад он действительно поддался желанию, впервые с битвы при Отараке. Укуренный до беспамятства, он представлял на простынях длинные черные локоны и шептал про себя совсем другое имя. Кончив, он оставил Кришану и отправился бродить по темным улицам Хасгута, где раньше прятались по темным углам они с Моррой.

– Наконец-то два наших рода вновь сольются воедино, дав крепкое потомство, которое возвеличит Бракадию! – продолжал Редрих, игнорируя его потрясение. – Конечно, мы пока не будем говорить об этом никому, Рейн, слышишь меня? Пусть плод окрепнет. Я не хочу слышать сплетни о слабости нашей крови от сплетников и предателей, если с ребенком что-то случится. Кришана, увы, не так крепка… Через пару месяцев мы во всеуслышание объявим, что она в тягости.

Он надвигался, пока Рейнар пятился.

– Мне жаль лишь, что Римрил и Лотто не увидят своего племянника. Видит бог, Рейн, я корю себя каждый день!

На глазах гордого короля действительно выступили крупные слезы и, сорвавшись с век, стекли в тронутую сединой бороду. Редрих, никогда ни перед кем не преклонявший колена, опустился на пол перед ним:

– Я вечный должник твоего рода…

Так план, согласно которому Рейнар должен был сообщить егерям о том, когда и как король поедет навещать гробницы предков и в котором он поклялся доверчивому Латерфольту, полетел ко всем чертям. Теперь сама эта мысль не вызывала у герцога ничего, кроме ледяной оторопи. В конце концов, решившись, он позвал Латерфольта на встречу перед самой ночью покушения.

Хинн нервничал, как лисица перед псом, чувствуя, что взгляд Рейнара изменился. Наконец, вооруженный с головы до ног, дрожащий от тревоги Латерфольт сорвался на крик:

– Ну же, Рейн! У нас мало времени, мои люди ждут сигнала! Что ты там хотел мне сказать?

Сильные руки обхватили его сзади, сдавили шею; захрустели сломанные стрелы в колчане, пока Латерфольт бился и задыхался в хватке Фубара, не сводя глаз с Рейнара. С губ все пытались сорваться проклятия, но Фубар сжал его крепче: обездвижить хинна ему не составило никакого труда.

– Убирайся из Бракадии навсегда, – произнес Рейнар, и черные глаза хинна, в которых явственно вспыхнула ненависть, закрылись. Фубар утащил безвольное тело в чащу леса, но предупреждать остальных людей Латерфольта времени уже не было.

Известие о покушении на короля облетело столицу за считаные мгновения. Хасгут наводнили солдаты, а Златопыт и Тайная стража сбивались с ног, пытаясь понять, откуда кучке мятежников стало известно о перемещениях короля. Теперь на стене, разделяющей Нижний и Верхний город, красовалось в назидание всем новое украшение: колья с нанизанными на них еще теплыми телами егерей.

Двор гудел. В тронном зале собрались все самые близкие Редриху люди, перешептываясь и недоверчиво глядя друг на друга. «Хроуст», – говорили одни. «Латерфольт», – возражали другие. «Предатель», – шептал Златопыт Свортеку.

Рейнар стоял, прижимая к себе Кришану, которая рыдала так, словно покушение удалось и Редрих был мертв. Он надеялся лишь, что жена не почувствует, как его самого бьет сильная дрожь.

– Как они посмели поднять руку на самого короля?! – всхлипывала Кришана, вжимаясь в мужа все сильнее.

– Прошу тебя, перестань, – уговаривал он ее, – ты ведь не хочешь потерять ребенка? Его величество жив и здоров.

Самого короля в зале не было, но наверняка он наблюдал за каждым из тайника за троном, зорко всматриваясь в каждое лицо. Рейнар и сам в них всматривался, словно убеждая себя, что предатель не он, предатель кто-то среди остальных… Он заметил, как от толпы резко отделился Гримвальд, за ним по пятам проследовала Морра, и при виде Рейнара и Кришаны ее рот искривила резкая усмешка. А затем и Свортек стремительно прошел мимо. Ветер раздувал его черный плащ, как крылья, и когда он оказался совсем рядом, Рейнар услышал:

– Какой же ты идиот!

Из окна тронного зала был виден кусок стены, над которой застыли на кольях казненные люди Латерфольта.

– Он здесь, пан магистр.

Свортек отпустил слугу, едва рассмотрел в тусклом предрассветном свете, к кому и зачем его привели. Прямо по луже крови он прошел к бездыханному телу, раскинувшемуся на полу, и присел перед ним на корточки, словно голодная ворона перед свежим трупом.

Кинжал все еще был зажат в руке, превратившейся в кровавые лохмотья плоти. Рейнар не просто вскрыл себе вены – кажется, он пытался если не отрезать себе руки, то раскромсать их до самых костей.

– Какой же ты идиот! – вновь пробормотал Свортек, касаясь неподвижного белого лица.

Но герцог был еще жив.

Свортек осмотрел раны. Правую руку Рейнар не успел изрезать так же глубоко, и жизнь вытекала из него через левую. Кьенгар сжал куски мяса, словно пытаясь склеить разбитую чашу. Кровь вспыхнула синим, когда между его ладонями и плотью Рейнара загорелось тусклое пламя. Но Дар медлил: Свортек так и не научился пользоваться им столь же искусно, как Бликса, которая сшила его собственную рану за мгновения. «Быстрее!» – подгонял он пламя, уже слыша в коридоре тяжелый топот. Ошметки плоти нехотя смыкались, останавливая кровь, но до полного исцеления было еще далеко. Между тем Редрих уже ворвался в комнату, захлопнул за собой дверь и издал тяжелый, протяжный вздох.

– Он мертв? – резко спросил король, подходя ближе, но так, чтобы не испачкать сапоги в крови.

– Еще нет.

Редрих уселся на стул и уставился в белое лицо Рейнара – впервые за долгое время спокойное, как в глубоком сне.

– Позови кого-нибудь, – нарушил молчание Свортек. О Даре Исцеления не знал в королевстве никто, даже Редрих, кьенгар не собирался раскрывать этот свой секрет. – Он так долго не протянет.

– Нет.

Свортек нахмурился:

– Мой король, ты поклялся Хладру при мне, что защитишь его сыновей. Двое уже погибли за тебя. Теперь ты собираешься дать сдохнуть и третьему?

– И что? Я не кьенгар, чтобы быть скованным клятвами, – жестко ответил Редрих.

– В Митровицах начнется бунт, если их последний герцог умрет в Хасгуте.

– Да, ты прав. Я могу потерять Митровицы. Но разве справедливо