Наследница порочного графа - Анна Князева

– Пока не знаю, но уверена, здесь отыщется немало любопытных бумаг.

– Вот и хорошо, – не имея в виду что-то конкретное, но все же одобрив, сказал следователь.

Дайнека заметила:

– Должна признаться, мне немного не по себе.

– Почему?

– Я не предполагала, что из этого помещения есть тайный выход.

– Вам же объяснили: здесь была спальня графа Измайлова.

– Это ничего не меняет. Любой предмет, обозначенный словом «тайный», на мой взгляд, опасен.

– Чем же?

– Он ждет удобного случая, чтобы выполнить свое предназначение.

– Уже выполнил. Вы же слышали: через эту дверь граф сбегал от жены, – Галуздин по-отечески похлопал ее по руке. – Так что живите спокойно. Здесь больше нет никаких тайн. Все рассекречено.

– Кстати, насчет графской жены, – вспомнила Дайнека. – Она от него ушла и жила в гостевом доме, где был зимний сад, а теперь третий корпус.

– Интересно… От кого же тогда бегал граф?

– Этого мы уже не узнаем, – Дайнека поежилась. – Мне здесь не по себе. Иногда – просто страшно. Например, в подземном переходе.

– О! – вскинулся следователь. – Вы еще не ходили в третий корпус!

– А вы там были? – спросила она.

– В самом здании – как в больнице: в палатах – только лежачие. Но подземный переход, который ведет туда из общего корпуса, жутковат. Он используется только персоналом, и там безлюдно.

– Ну вот… – вздохнула Дайнека. – Даже от сознания того, что этот ход существует, мне неспокойно.

– Простите, не должен был рассказывать… – Галуздин прищурился. – Но вы взрослая девушка. Не будьте такой впечатлительной! Включите здравомыслие и холодную логику.

– В некоторых случаях логика не работает. Знаете, есть такие приметы: скажем, нельзя держать в доме антикварную вещь, принадлежавшую плохому человеку.

Следователь удивился:

– К чему это вы?

– К тому, что здешние стены пронизаны энергетикой страшного человека.

– Вы про Татьяну Ивановну? – усмехнулся Галуздин.

– Да нет, что вы… Про последнего графа Измайлова. Дом каждого человека является проекцией его сущности. Все, что находится в доме, даже стены, связано с подсознанием и деяниями хозяина.

– Но как это относится к вам?

– Относится. И не только ко мне. Здесь плохая энергетика. Она проецируется на всех, кто живет в этих стенах. Формирует их будущее и пускает в гибельный путь.

– Эко вы завернули! Все значительно проще. Сами посудите: что может быть хуже, чем дом престарелых?

– В чем-то вы правы, но не все алгебраические выражения можно преобразовать до нуля, – Дайнека опустила глаза. – Идемте к столу, я напою вас чаем.

Однако чаю попить не удалось. Позвонила Татьяна Ивановна и сообщила, что к ней в кабинет явился криминалист Галкин. Само собой разумеется, Галуздин тоже туда пошел. Дайнека увязалась за ним.

Как только все устроились за столом в директорском кабинете, майор-криминалист сухо сказал:

– Предлагаю вам немедленно вызвать полицию.

– А мы с тобой кто? – с иронией поинтересовался Галуздин.

– Вызов должен быть официальным. Нужна группа криминалистов.

– В чем дело?

– Старуху убили.

– Ты уверен? – следователь напрягся.

Галкин кивнул:

– Я осмотрел тело. Ее задушили.

– Боже мой! – вскрикнула Татьяна Ивановна. – Да что же это такое!

– Травм на шее почти нет, но я обнаружил характерные признаки, которые уже встречал, и не раз.

– Признаки чего? – осведомился Галуздин.

– Так называемых игр с контролем дыхания.

– Я правильно понял?..

– Эротическое удушение. Асфиксиофилия. Человека легонько придушивают, ограничивая поступление кислорода в легкие и к головному мозгу. При кратковременном ограничении у него возникает повышенное сексуальное возбуждение. Это одна из самых опасных практик садомазохизма. Но, похоже, со старухой переборщили. Ее душили, она теряла сознание, потом приходила в себя, и ее снова душили. В очередной раз она умерла. Так часто бывает.

– Что вы говорите! – возмутилась Татьяна Ивановна. – У нас не бордель, а дом престарелых!

– Ты мог ошибиться? – спросил Галуздин.

– Мог, – охотно согласился криминалист. – Я человек. Одно точно: ее несильно и долго душили. Остальное можешь отбросить.

– Боже мой… Боже мой… – вторила ему директриса.

Галкин напомнил:

– Вызывайте полицию. Приедут криминалисты, они подтвердят или опровергнут мою версию.

– Ей было восемьдесят. Это невозможно…

– Постойте, Татьяна Ивановна, – вмешался Галуздин. – У этой Васильевой были средства? Возможно, она имела недвижимость, драгоценности или что-то иное?

– Нет, не думаю, – покачала головой директриса. – Обычно, если у кого-то из стариков есть квартира, ее продают перед тем, как приехать сюда. Что касается драгоценностей, это вряд ли… – Она вдруг прервала саму себя: – Погодите… Сейчас припоминаю. Несколько месяцев назад у Васильевой умерла тетушка и оставила небольшое наследство. Кажется, дом.

– Тетушка? – следователь удивленно скривил губы. – Вы только что сказали, что Васильевой было восемьдесят.

Но Песня убежденно кивнула:

– А ее тетушке – без малого сто.

– Надо же, и такое бывает, – заметил майор Галкин.

– Будем проверять. – Галуздин посмотрел на директрису и распорядился: – Звоните в полицию!

Татьяна Ивановна встала из-за стола:

– Я лучше позвоню из приемной.

– Откуда хотите…

Когда Песня вышла, Дайнека сказала:

– Васильева зачем-то ездила в Ивантеевку, в областной архив.

– Когда? – спросил следователь.

– Не знаю. Возможно, недавно.

– Кто вам сказал?

– Водитель Квят. Он сам ее отвозил.

– Опять этот Квят… – проворчал Галуздин.

Дайнека продолжила:

– Зачем-то она туда ездила?

– Вот Квят пусть и расскажет.

– Он не знает, – она вздохнула.

И тут заговорил Галкин:

– Пока есть время, расскажу о результатах осмотра комнаты гражданки Темьяновой.

– Знаешь, чего она навыдумывала? – спросил следователь.

– Помню, ты говорил… Баба с крыльями и бес за шкафом.

– Что-нибудь обнаружил?