Дневник обезьянки (1957-1982) - Джейн Биркин

Нас сопровождал мой брат Эндрю, который тогда работал со Стэнли Кубриком и подбирал декорации к фильму «Наполеон». Мы вчетвером – Эндрю, Кейт, наша няня Кристин и я – поселились в отеле «Эсмеральда», в Пятом округе, рядом с книжным магазином «Шекспир и Ко». Мы стирали пеленки Кейт в биде, и я развешивала их сушиться на подоконнике, превращая отель «Эсмеральда» в подобие дома в неаполитанском квартале. Однажды вечером за мной заехал Серж Генсбур. Он увидел, как из отеля выходит молодой красивый англичанин и садится в автомобиль с откидывающимся верхом, и решил, что Эндрю – мой любовник. Начались съемки «Слогана». Я жаловалась Пьеру Грембла на Сержа. В сцене в ванной – я наклоняюсь над ванной, в которой лежит Серж в сине-бело-красных плавках, – мне показалось, что он смотрит на меня злобно. «Но он совсем не такой», – сказал мне Пьер и, если я правильно помню, устроил ужин в ресторане «Режин», чтобы дать мне возможность увидеться с Сержем вне съемочной площадки и лучше его узнать.

После ужина Пьер испарился, а я потащила Сержа на танцпол. К моему изумлению, он двигался ужасно неуклюже и постоянно наступал мне на ноги, из чего я вывела, что он совершенно не умеет танцевать. Это невероятно меня растрогало. Я поняла, что все его высокомерие и презрение – не более чем маска, за которой скрывается поразительно робкий и ранимый человек. Мы изрядно выпили, и Серж пригласил меня в «Распутин» – русский ночной клуб. Он заказал оркестрантам «Грустный вальс» Сибелиуса, и они проводили нас музыкой до такси, на котором мы собирались отправиться еще куда-нибудь. Серж совал им в скрипки стофранковые банкноты, шепча мне на ухо: «Все они продажные твари, такие же, как я!» Мы приехали в еще один клуб, «Кальвадос». Там играли мексиканские музыканты; Серж взял гитару и присоединился к ним, после чего присел за рояль к знаменитому черному джазовому пианисту, Джо Тёрнеру, и стал играть с ним в четыре руки. Потом он повез меня в «Мадам Артюр» – клуб, в котором собирались трансвеститы. Это было умопомрачительно. Мужчины в женской одежде; мужчины, наряженные курами, – эти подходили к обалдевшим зрителям и, приговаривая: «Ко-ко-ко», вынимали у них из-под мышек куриные яйца. Сержа они встретили криками: «Серхио!» – и бросились с ним обниматься. Как выяснилось, отец Сержа два десятка лет был в «Мадам Артюр» пианистом и в новогодний вечер приносил ему и его сестрам «тещины языки» и конфетти. По-моему, уже ближе к утру мы очутились на рынке Ле-Аль, и мясники в окровавленных фартуках пили с Сержем шампанское. Впрочем, я столько раз рассказывала эту историю, что не исключаю, что путаю реальные события с эпизодом из фильма «Моя прекрасная леди».

Как бы там ни было, Серж сел в такси вместе со мной и предложил проводить меня в отель «Эсмеральда», на что я, к собственному удивлению, ответила отказом, почему-то решив, что он намерен отвезти меня к своим родителям. В результате мы приехали в отель «Хилтон», и ночной портье, обращаясь к Сержу, сказал: «Ваш обычный номер, месье Генсбур?» В лифте я строила рожи своему отражению в бронзовом табло с кнопками этажей и чувствовала себя отчаянно смелой. В номере я первым делом заперлась в ванной, надеясь выиграть время, потому что поняла, что зашла слишком далеко. Когда я вышла, обнаружила, что Серж спит, вытянувшись на спине. Тогда я тихонько выскользнула из номера, оставив приоткрытой дверь с табличкой «Do not disturb»[90], добежала до ближайшего магазина, купила сорокапятку с песней «Yummy, Yummy, Yummy, I Got Love in My Tummy», под которую в одиночестве танцевала в «Режин», вернулась в «Хилтон», осторожно сунула пластинку Сержу в руку и как ни в чем не бывало отправилась в свой отель, к дочери и брату.

После окончания божественных съемок «Лозунга» с восхитительно романтичным Сержем я собиралась вернуться в Лондон – меня не прельщала жизнь зависимой женщины, существующей в тени мужчины, как это было с Джоном Барри. Мы остановились в отеле под названием «Отель» на улице Боз-Ар, в котором когда-то умер Оскар Уайльд. Накануне моего отъезда Серж тихо проплакал всю ночь, при зажженной свече, – очень драматично и по-русски, – а на следующий вечер, когда мы ужинали с ним и Гримблатом, мне повезло: за мной по совету Пьера тайком подглядывал Жак Дере, который хотел посмотреть, гожусь ли я на роль Пенелопы – дочери Мориса Роне в «Бассейне». Этот фильм он несколько месяцев спустя начал снимать в Сен-Тропе с Аленом Делоном и Роми Шнайдер. Так мне удалось, не теряя достоинства, остаться во Франции с Сержем и вместе с Кейт перебраться на улицу Вернёй, где мы спали на раскладушках. Эта квартира стала моим домом на следующие двенадцать лет.

* * *

Август

Понедельник

Из Парижа я уехала в Сен-Тропе – надо было выяснить, снимаюсь я в фильме или нет. С тех пор как я порвала с Джоном, произошло столько событий! Я только что снялась во Франции в фильме «Лозунг», главную роль в котором сыграл человек, которого я люблю. Его зовут Серж Генсбур. Он немного странный, но я его люблю. Он не похож ни на кого из моих прежних знакомых – довольно опустившийся, но в то же время чистый.

* * *

Во время съемок «Бассейна» мы с Сержем и Кейт жили в отеле «Библо» в Сен-Тропе. Чтобы перевезти нас из Парижа, Серж арендовал огромный лимузин. На крышу привязали коляску Кейт и тюки с ее вещами, что несколько портило величественный вид лимузина. Кроме того, ему было трудно пробираться узкими улочками Сен-Тропе, поэтому до отеля, номера в котором мы сняли на месяц, нам пришлось идти пешком, нагрузившись вещами. Туда же приехали мои родители. Их номер еще не был готов, и я предложила матери принять душ в нашем люксе. Она сказала мне, что на зеркале в ванной комнате губной помадой были нарисованы сердечки и написано: «Я люблю тебя, Серж, люблю, люблю». Она все поняла! По тому же отелю бродил Демис Руссос – бородатая фигура в просторном балахоне, пугавшая Кейт своим громким голосом. Наша личная жизнь не имела никаких точек соприкосновения со съемками, на которых царила странная и тяжелая атмосфера. Мне было нелегко к ней приспособиться. Однажды Роми предложила мне привести с собой Кейт, чтобы она могла поиграть с ее сыном Дэвидом и сыном Делона Энтони. Мне показалось, что это здравая идея, и как-то раз я действительно взяла Кейт с собой. Дере, наш режиссер, на меня наорал: предполагалось, что мне 18 лет, о чем сообщили прессе. Я подхватила Кейт и закрылась в туалете, вызволять откуда меня пришла Роми. Я отказывалась выходить, и тогда она сказала, что ее прислал Жак Дере и что он готов передо мной извиниться. Так он и поступил. Что до Роми, то она проявила ко мне похвальное чувство полной солидарности. Когда мы снимали постельную сцену с Делоном, меня заставили взять в рот карандаш, чтобы я отчетливее произносила свои реплики. Это было унизительно. Зато у меня сложились прекрасные дружеские отношения со съемочной группой, особенно с главным оператором Жан-Полем Мерисом. Как-то раз я спросила у него, почему он постоянно измеряет рулеткой расстояние от камеры до Делона, и он ответил: «Вопрос денег!» В том смысле, что лицо и фигура звезды всегда должны быть в фокусе. Вообще во время этих съемок я усвоила одну истину, справедливость которой подтвердила вся моя дальнейшая жизнь: главное на площадке – это хорошие отношения с техническими специалистами. Если они на твоей стороне – все будет в порядке. Мы организовали нечто вроде клуба «Сен-Тропе», и вечером в пятницу объедались местными пирогами. Ребята поместили мою фотографию внутрь камеры, чтобы смотреть на нее каждый раз, когда меняли пленку. Это здорово меня поддержало.