Обнаженная в зеркале - Джордж Сильвестр Вирек

– И Тони поддалась его обаянию? – спросил Адам.

– Болтовня заворожила её. Она была покорена его комплиментами каждой детали своего наряда. Он восхищался её китайскими серьгами и восторгался покроем её платья с большим декольте. Тони удивлялась, откуда этот мужчина столько знает о женщинах.

– Скажите, синьор Казанова, – спросила она, – Вы когда-нибудь были женаты?

Его глаза весело сверкнули.

– Если и был, то это одна из моих юношеских ошибок. Мужчине необходимы женщины, а жена – это досадная помеха.

– Можно сказать и наоборот, – возразила Тони. – Мужья, которые нас, женщин, содержат и защищают – необходимость; большинство прочих мужчин – докучные ухажёры.

– Постараюсь не слишком докучать вам, – с улыбкой ответил Казанова.

Затем он придвинулся к Тони, и ласковые руки осторожно коснулись её тела. Губы обожгли её лицо, потом он покрыл поцелуями её плечи. Каждое движение, каждая его ласка вызывала дрожь наслаждения. Это не было грубое, эгоистичное домогательство обычного мужчины, который стремится достичь лишь собственного удовлетворения. Казанова интуитивно подстраивался под настроение, под каждую эмоцию возлюбленной.

Когда Тони уже изнемогала от любовной игры, он перешёл к решительному штурму. Но как нежно и деликатно он это делал! Когда её стоны показали, что она готова сдаться, он взял её на руки и осторожно отнес в будуар. Он не только погасил все свечи, но и задернул тяжёлые, парчовые шторы на окне, чтобы в комнату не проникал свет факелов, которые всю ночь горят во дворе. Тони не могла сдержать улыбки. Такая скромность была бы естественной у неопытного юноши, но казалась странной у признанного адепта любви.

«Какая деликатность, – подумала Тони, – он ведет себя так, словно я девственница». (Нельзя сказать, что она была этим обижена.)

В непроглядной тьме Казанова скинул с себя одежду и очутился в её объятиях.

На лице Стеллы появилось отсутствующее выражение, словно она оказалась где-то очень далеко.

– Да, Мария Пиа, Мариетта, Фиора и Люсия не преувеличивали его достоинств. В любви Казанова был ласковым, но неистовым. Века ожидания воплотились в этих моментах наслаждения. Один экстаз сменялся другим. Казанова был неутомим – настоящий сверхчеловек. Самые безумные мечты поэтов и любовников обрели плоть и кровь. Но там, где человеческие силы должны были бы иссякнуть, он продолжал как ни в чём не бывало.

Это действительно была бы трагедия, если бы такой талант сгинул в тюрьме. Наконец, Тони попросила сделать передышку. Она начала опасаться, что он действительно вступил в сделку с дьяволом.

Это был подвиг, превосходящий возможности простого смертного; невероятный, непостижимый, сверхъестественный. На какое-то мгновение Тони забыла о своих страхах погубить душу, полностью отдавшись телесному наслаждению. Возвращая ласки, она кусала его за ухо, впивалась в его губы; однако когда она пыталась продвинуться дальше, Казанова, словно застенчивый мальчик, пресекал её поползновения.

Что за странное поведение, думала она. Зачем ему понадобилась полная темнота? Может, он хочет скрыть какое-нибудь уродство? Или какое-нибудь необычное родимое пятно? Возможно, дьявол, его хозяин, пометил его каким-то зловещим знаком?

Тони твёрдо решила разгадать загадку. Откинувшись на подушку, она прошептала:

– Я больше не могу. Мне нужно отдохнуть.

Казанова сразу же подчинился. Он прилёг рядом с ней, накрыл их бархатным одеялом и нежно взял её руки в свои. Тони ровно дышала, притворяясь спящей, а сама наблюдала за ним из-под полуприкрытых век. Когда Казанова решил, что она погрузилась в объятия Морфея, он осторожно высвободился из её объятий и отодвинулся.

Когда взошло солнце, и Тони проснулась, он уже сидел на кушетке, полностью одетый. Теперь Тони была совершенно уверена, что он что-то скрывает от неё. Но что это может быть?

За завтраком обсуждались планы бегства Казановы из Венеции. Они решили посвятить ещё одну ночь любви. А наутро судно, специально нанятое Тони, доставит Казанову к более дружественным берегам, где его не достанут длинные руки венецианского дожа.

Стелла подняла свой стакан, но он оказался пуст.

– Позвольте мне налить Вам, – предложил Ван Нордхайм. – Всё это так интересно. Пожалуйста, продолжайте.

– Вечером Тони вернулась в любовное гнездышко. В глазах Казановы по-прежнему светилась собачья преданность. Любовники принялись за изысканный ужин. Маленький паж Тони – африканский мальчик в короткой курточке и цветных шароварах, подавал восхитительное вино, привезённое специально для дожа с острова Самос. Казанова с наслаждением осушил несколько бокалов.

После ужина он повторил ритуал предыдущей ночи. Вновь загасил все свечи и задернул шторы на окне. «Возможно, – подумала Тони, – это часть договора с дьяволом: он может заниматься любовью лишь в темноте». Однако не было никаких сомнений в его мастерстве и огромном опыте в любовных делах. Он без устали ласкал возлюбленную, но каждый раз, когда она пыталась исследовать источник наслаждения, мягко и целомудренно пресекал её поползновения.

Тони терпеливо ждала, зная, что её любопытство скоро будет удовлетворено. И вот рука Казановы замерла, голова упала на её грудь. Он заснул. Снадобье, подмешанное в вино, сделало своё дело.

Убедившись, что он полностью отключился, Тони зажгла свечу на столике рядом с кроватью. Поначалу она ничего не могла понять, потом рассмеялась. В венецианских мужчинах было очень мало подлинного. Все эти парики, вставные челюсти, накладные плечи и икры… Но одно у них было настоящим. У Казановы были густые волосы, мускулистое тело и собственные зубы, но в одном отношении он был обделён природой. И исправил этот недостаток с помощью хитроумного приспособления. Это была искусная и впечатляющая работа, достойная Леонардо да Винчи или Бенвенуто Челлини.

– Стало быть, – заметил Ван Нордхайм, – у Казановы были все качества, необходимые для ублажения женщин, за исключением одного. Полагаю, он использовал это устройство не для собственного удовлетворения, но чтобы доставить наслаждение женщине.

– Если твоё объяснение верно, – вмешался Адам, – то Казанова всё-таки был великим любовником.

Стелла вздохнула. Потом, сославшись на головную боль (вероятно, мнимую), покинула их, сказав, что возвращается на корабль. Она не успела далеко отойти, когда к ней присоединился молодой человек. Судя по стройной фигуре и развязной походке, это был неизменный Феликс, хотя Адам не был точно уверен.

Мужчины встали и молча пошли вдоль Большого канала к Дворцу Дожей. Войдя в старинный дворец, они оказались во власти красочного прошлого древнего города.

– Рассказ Стеллы, – нарушил молчание Адам, – кажется мне явной выдумкой. Она любит искажать историю.

– Но она хорошая рассказчица, и в её устах всё это звучит весьма убедительно, – возразил Ван Нордхайм.

– Да, но ведь нельзя же принимать всерьёз…