Скажи мне все - Камбрия Брокманн

Я молчу. Всё это вещи, которые он не может контролировать. Я понимаю страх перед вещами, которые тебе неподконтрольны.

– В общем, – продолжает он, – я ощущаю, как это нависает над моей головой. Чувство, будто случится что-то очень плохое.

– Понимаю, – говорю. Я знаю, что наш разговор дошел до той стадии, когда мне нужно дать Халеду какой-нибудь совет. – Но, может быть, тебе просто нужно радоваться жизни, пока она еще хороша? Потому что ты прав, плохие вещи обязательно когда-нибудь случатся. Это закон жизни.

– Ух ты, спасибо, Малин, это мне очень помогло, – насмешливо благодарит он.

– Я не это имела в виду. Мне кажется, надо попытаться сосредоточиться на всем том хорошем, что у тебя есть. Радоваться этим вещам. В этом нет ничего неправильного. И когда что-нибудь плохое и правда случится, ты с полным правом сможешь лежать по ночам без сна и переживать. Но не трать свою жизнь на беспокойство о том, с чем ты ничего не можешь поделать. Какой в этом смысл?

Едва произнеся эти слова, я понимаю, что мне самой следовало бы воспользоваться собственным советом. Но я этого не сделаю. Я просто создана иначе.

– Ну, да, ты права.

Мы подходим к «Дворцу» и быстро поднимаемся по ступеням крыльца к входной двери. Я люблю этот дом. Он старый и пахнет школьными каникулами в доме моей бабушки.

В прихожей Халед разувается и направляется к своей комнате.

– До скорой встречи, мрак и уныние.

Я оглядываюсь на него, одновременно упираясь носком одной кроссовки в пятку второй, чтобы снять ее. Чтобы не потерять равновесие, опираюсь рукой на стену, обшитую деревянными панелями.

– Шучу, – говорит Халед, бросая Денизу на диван. – Ты нам всем нужна. Все мы – эгоцентричные уроды, кроме тебя. Иногда мне кажется, что ты единственная, кто слушает других.

Он улыбается мне и скрывается в своей комнате, закрыв за собой дверь.

Я действительно слушаю. Я выслушиваю всех – и теперь знаю вещи, которые не хотела бы знать.

Я думаю о Руби и Максе и испытываю облегчение от того, что Халед, похоже, забыл о них на какое-то время. Снова и снова вижу внутренним взором, как они спорят друг с другом после Прыжка. Макс хватает Руби за запястье, тянет к себе, лицо у него напряженное. А Руби отшатывается. То, как она стряхивает его руку, ее почти агрессивные движения, быстрые и испуганные… Что ее так напугало?

Все рассыпается в прах. Мне нужно действовать быстрее.

Я пинком отворяю дверь в свою комнату и бросаю мокрую одежду в корзину для грязного белья. Хорошо, что у каждого из нас есть своя комната, куда мы можем спрятаться со своими тайнами и избавиться от них за закрытой дверью.

Открываю свою фляжку и пью воду, налитую в нее. А потом швыряю фляжку на аккуратно застеленную кровать.

Первый курс

Родительские выходные.

Весь кампус расцвел синими вымпелами и символами Хоторна. Мы все оделись немного наряднее, засунули водочные бутылки в самую глубину шкафов, спрятали кальяны под кроватями, прибрали свои комнаты. О своем жилье мне беспокоиться не пришлось – просто нечего прятать.

Мои родители посетили семинар на факультете биологии; мать знала одного из профессоров и хотела встретиться с ним, потому что они дружили в колледже. Ей пришлось объяснить, почему она отказалась от практики и карьеры вообще. Вероятно, мать солгала, с улыбкой сказав, что хотела сосредоточиться на том, чтобы растить меня, а не пропадать все время на работе. Я гадала, удивило ли кого-нибудь, что ее дочь последовала не по ее стопам, а по стопам своего отца.

Прошло несколько недель с тех пор, как на факультете английского языка распространились слухи о профессоре и девушке Хейла – заразные и разрушительные, словно грипп. Мы с Шеннон практически первыми из студентов узнали об этом, но, благодаря Аманде, к концу дня в курсе были уже все.

Моя встреча с Хейлом была назначена на три часа дня, но я пришла раньше. Всем участникам нашей группы было предписано приходить на встречи с ассистентом по расписанию – так нас продолжали ориентировать в выборе основного направления, и конца-края этому не было видно. Администрация желала убедиться, что мы усвоили обычаи и правила Хоторна, что мы довольны, устроены и никаких проблем не предвидится. Присутствие родителей на таких встречах приветствовалось, но я этого не хотела. Я не была готова к столкновению разных миров. Я предпочитала, чтобы они оставались отдельно – каждая вещь в своей аккуратной коробочке.

Я сидела на скамье перед кабинетом ассистента, глядя на доску объявлений, висящую на противоположной стене коридора. К доске был пришпилен информационный листок о предстоящем футбольном матче с участием Руби; там была даже ее фотография. Руби в некотором смысле стала талисманом женской футбольной команды, ценным приобретением, их новой блестящей игрушкой, знаменующей переход от многолетних поражений к победам. Матч должен был начаться через час с небольшим. Я сказала родителям, что встречусь с ними там, чтобы мы вместе могли посмотреть игру.

Дверь отворилась, и я резко подняла голову.

– Малин, – удивленно произнес Хейл, увидев меня. – Ты рано.

Я встала, расправляя рубашку, выпущенную поверх джинсов. Он не улыбнулся, однако открыл дверь и отошел назад, приглашая меня войти.

Хейл присел за большой круглый стол в центре кабинета. Вид у него был рассеянный. Я услышала, как закрылась за моей спиной дверь, и пожалела, что не ушла.

– Итак, – сказал он, – как дела?

– Отлично. – Я могла бы потратить время на более полезные дела, нежели эта встреча, какой бы ни была ее цель: разговор о моих чувствах или о чем-либо еще.

– Ты высыпаешься? – спросил он.

– Да. – Я спала не так много, примерно четыре часа в сутки, но мне этого хватало. Все остальное время, пока кампус окутывала тишина, я училась и делала письменные работы. Мне нужно было стать одной из лучших студенток курса, некогда было спать долго.

– Хорошо, хорошо, – рассеянно промолвил Хейл. Он порылся в каких-то бумагах на своем столе и положил поверх стопки мою работу.

– Может быть, мне прийти в другой раз? – спросила я.

– Нет. – Он откашлялся. – Твои работы выполнены отлично.

Пролистал мои эссе. На каждом стояла отметка «А»[8] – наивысшая.

– Давай поговорим о твоих целях, – предложил Хейл. – Ты все еще хочешь стать юристом?

Я понимала, к чему он клонит, и не хотела слушать это. Это было напрасной тратой времени.

Он продолжил:

– Я точно не смогу убедить тебя сосредоточиться только на английском языке вместо юридической подготовки?