Мизери - Стивен Кинг

После этого он снова отрубился.

32

Из забытья его вывел ее голос. Он открыл глаза увиделдвустволку, направленную на него. Глаза Энни сверкали от ярости.

— Пол, если ты так рвешься на свободу, — проговорила она, —я с радостью отпущу тебя.

И спустила оба курка.

33

Он вздрогнул, ожидая выстрела. Но ее, разумеется, не было вдоме; его мозг уже сообразил, что видел сон.

Нет, не сон — предупреждение. Она может вернуться в любуюминуту. В любую. Дневной свет, проникавший через полуоткрытую дверь ванной,стал ярче. Как будто полдень. Пол был бы рад, если бы сейчас пробили часы, ноони упрямо молчали, так что он не мог узнать, насколько его догадка близка кистине.

В прошлый раз ее не было пятьдесят часов.

Вот именно. А в этот раз она может пропадать восемьдесятчасов. Или уже через пять секунд ты услышишь, как подъезжает «чероки». Кстати,мой друг, Бюро погоды может сколько угодно предсказывать бурю, но если спроситьэтих ребят, когда и где именно она разразится, ни хрена они тебе не ответят.

— Логично, — пробормотал он и покатился в кресле в сторонуванной. Оказалось, что ванная представляет собой непритязательную комнату и полтам выложен белой восьмиугольной плиткой. Сама ванна стояла на полу на четырехкогтистых лапах; водопроводный кран над ней проржавел. Рядом стоял белый шкаф. Напротивванны помещалась раковина, а над ней — аптечный шкафчик.

И пластиковое ведро тоже было здесь — он заметил егокраешек.

В коридоре оказалось достаточно места, чтобы развернуться иподъехать к двери, но теперь его руки дрожали от изнеможения. В детстве он былхилым мальчиком и, как следствие, в зрелом возрасте заботился о своейфизической форме, но теперь его мускулы были всего лишь мускулами инвалида, игоды гимнастики, пробежек, занятий на тренажерах исчезли без следа.

По крайней мере дверной проем здесь был шире — не намного,как раз настолько, чтобы в него можно было проехать без одуряющего страха. Полпреодолел порожек, и колеса инвалидного кресла мягко покатились по плиткампола. В ванной стоял кислый, какой-то больничный запах — возможно, запахлисола.[13] Туалета здесь не было, так он и думал, поскольку звук спускаемойводы всегда доносился только сверху. Кстати, теперь он припомнил, что всякийраз, как Энни выносила его судно, вода шумела опять-таки наверху. А здесь —только ванна, раковина и открытый настежь шкаф.

Он быстро окинул взглядом аккуратные стопки голубыхполотенец — он уже видел такие в те дни, когда она мыла его губкой — иповернулся к аптечному шкафчику над раковиной.

Этот шкафчик был вне его досягаемости.

Как бы он ни тянулся, между его пальцами и аптечкойоставалось бы добрых девять дюймов: это было очевидно, но он все равнопотянулся, не веря, что рок. Господь Бог, да не важно кто, может быть стольжесток. Так отчаянно бросается за безнадежно уходящим мячом бейсболист.

Он издал горький, болезненный стон и, задыхаясь, откинулсяназад. Серое облако снова подступило к нему. Усилием воли он прогнал облакопрочь, огляделся в поисках какого-нибудь инструмента, которым можно было бывоспользоваться, чтобы открыть дверцу аптечного шкафчика, и увидел в углушвабру с длинной синей ручкой.

И что, будешь открывать этим? Ты серьезно? Ну хорошо, можнопопробовать. Откроешь, начнешь шарить этой ручкой внутри. Все, что там лежит,полетит в раковину. Склянки разобьются, а если даже склянок там нет, чтовообще-то маловероятно, ведь бутылочка какого-нибудь листерина есть в любойдомашней аптечке, как ты будешь складывать обратно все, что упадет? И что тебяждет, когда она вернется и увидит, что содержимое аптечки валяется в раковине?

— Скажу ей, что это Мизери, — прохрипел он. — Скажу, что онаискала живую воду, чтобы восстать из мертвых.

И тут он расплакался… даже сквозь слезы продолжаяосматривать ванную комнату в поисках чего-нибудь, надеясь, что его осенит идея,что найдется хоть что-нибудь, черт побери…

Он снова посмотрел на белый шкаф, и вдруг дыхание егопресеклось, а глаза широко раскрылись.

В первый раз он бегло взглянул на полки, где лежалиполотенца, простыни и наволочки. Теперь же он посмотрел на самую нижнюю полку изаметил там множество квадратных картонных коробок с названиями разныхфармакологических фирм на этикетках.

Он развернул кресло; резкое движение отдалось новымприступом боли, но ему было не до того.

Боже, сделай так, чтобы там были не запасы шампуня, не еетампоны, не фотографии в бозе почившей мамочки, не…

Он дотянулся до одной из коробок, достал ее из шкафа ираскрыл. Не шампунь, не прокладки.

Ничего подобного. Дикий хаос: лекарства в коробочках соштампами «Образец». На дне — несколько отдельных разноцветных таблеток икапсул. Некоторые лекарства он знал — например, мотрим или лопрессор, препаратдля гипертоников, который его отец принимал в последние три года жизни. Одругих он никогда не слышал.

— Новрил, — бормотал он, яростно роясь в коробке. Потструился по лицу, а ноги скручивала пульсирующая боль. — Новрил, ну где этотпроклятый новрил?

Новрила не было. Он закрыл коробку и засунул ее обратно вшкаф, не особенно заботясь о том, чтобы она попала на прежнее место. Это неважно, здесь полный беспорядок…

Перегнувшись на левую сторону, он сумел достать другуюкоробку. Он не поверил своим глазам, когда раскрыл ее.

Дарвон. Дарвосет. Комбинированный дарвон. Морфос икомбинированный морфос. Либриум. Валиум. И новрил. Десятки, десятки, десяткикоробок с образцами. Прекрасные коробки. Дорогие, желанные, вожделенныекоробочки. Он разорвал одну из них и увидел капсулы, запечатанные в пластик,именно такие, как те, что она приносит ему каждые шесть часов.

НЕ ПРИМЕНЯТЬ БЕЗ ПРЕДПИСАНИЯ ВРАЧА. — гласила надпись наупаковке.

— Господи Боже, да ведь врач там, внутри! — выдохнул Пол,сорвал зубами пластиковое покрытие и прожевал три капсулы сразу, почти незамечая, какие они дико горькие. Проглотив их, он помедлил, внимательнопосмотрел на пять оставшихся в упаковке капсул и проглотил еще одну.

Потом он торопливо и испуганно огляделся. Конечно, он знал,что облегчение не может наступить так быстро, и тем не менее чувствовалоблегчение. Казалось, иметь лекарство важнее, чем его принимать. У негопоявилось чувство, что он обрел власть над луной, вызывающей приливы: он простонаклонился и взял в руки эту власть. Изумительное, грандиозное состояние… спримесью страха, ощущения вины за совершенное святотатство.