Париж встречает дождём - Людмила Дюбург

– Она у него как шофер была, все время его на машине возила, – прервал философское течение Вериных мыслей Тьерри. – Жак же никогда не водил.

– Интересно, кто платил за бензин? – спросила машинально, не задумываясь. Ей это было, конечно, совсем не интересно. И так ясно: если уж «twin», так по всем правилам.

– Скажите, а вы в Бога верите? В рай? По-вашему, рай есть? – такой резкий переход в сюжете разговора озадачил Тьерри. Но не смутил, не удивил.

Задав вопрос, Вера сама себе сказала, что все же национальная особенность менталитета имеет место быть. Потому что, ну какого черта, идти с французом по Парижу и задавать ему вопросы про Бога? Кстати, про черта всуе поминает. Тоже плохо. Они же такие осторожные, разве ж он скажет правду? Верит или не верит? Да и ей-то что? Нет, нельзя русскому человеку, женщине к тому же, просто так, легко гулять по вечернему Парижу, любоваться витринами, машинами, магазинами. Мужчинами, наконец. Надо, как на московской кухне, вести умные беседы. Но ей действительно было интересно знать его отношение к Богу.

Тьерри в Бога верил. Верил так, что предположение когда-нибудь не иметь религиозных границ отодвигалось на тысячелетия. Он верил в рай, в Бога, верил без единого, самого крошечного сомнения, потому что если сомневаешься – значит, не веришь.

Вот как… Тему веры продолжили в ближайшем кафе, заказав по французскому салату и графинчику вина. Вера перевела ему значение своего имени, после чего Тьерри простил ей сомнения, сказав, что с таким именем невозможно быть стопроцентным атеистом. Оба сошлись во мнении, что души Мари-Анж и Ги все же встретились где-то там, в пока неведомом для Веры и Тьерри пространстве, Ги узнал всю правду, и, конечно, все простил.

Они стояли у двери отеля. Тьерри, может, все еще находящийся во власти воспоминаний, а может, и по другой причине, отвечал невпопад. У нее вдруг появилось острое желание посадить его на коленки, прижать седую голову, погладить и сказать: «Мальчики не плачут». Наконец стали прощаться. Опять же церемонно расцеловались. Договорились поддерживать контакт. Он пообещал позвонить Клэр, рассказать про письмо. Она – позвонить «месье Соломонофф» и поблагодарить.

Тьерри ушел, а ей захотелось, как это часто бывало, остаться наедине с самой собой. Слишком много впечатлений в один день, чтобы спокойно прийти в номер, почистить зубы, почитать на ночь и улечься спать. Вера решила немного прогуляться, надо было устать так, чтобы уснуть сразу, не ворочаясь. Но, пройдя по тихой, малолюдной в этот час улице Де Матюрэн, почувствовала, что замерзла, да и ноги промокли. Вошла в кафе-бар, сразу же увидела «свое» местечко: у окна, в уголке, на диванчике. Зал был полупустой. Усталый официант, набегавшись за день, позевывал, но заметив новую клиентку, подошел, привычно улыбнулся:

– Мадам, что желаете?

В кафе негромко звучала музыка. Подумалось, в продолжение внутренней дискуссии, что как раз музыка имеет национальность. Если бы песня обрела плоть, то русская бы – обожгла, спалила бы сердце, заставила рыдать. Французская – коснулась бы, прижалась, обняла, растворилась, вызвав состояние печали. Мелодия песни была именно такой: задумчиво-грустной.

– Qu’est-ce que c’est? – вполголоса, почти шепотом, спросила Вера официанта.

– Où? – так же тихо, осторожно оглянувшись, переспросил он.

– Musique… Cette musique… qu’est-ce que c’est?

– Oh! Vous aimez Michel Sardou? Moi aussi, j’aime beaucoup cette chanson: «La fi lle aux yeux clairs»[48].

Вера вслушалась в слова, тронутая мудростью и простотой сюжета: взрослый сын, представляющий свою мать не иначе как убеленной сединами женщиной, вдруг видит другой образ: молодой, красивой, ясноглазой девушки. Ей двадцать лет. Это – его мать. Полногрудая блондинка. Вдруг, как прозрение, он понимает: она тоже любила, отдавалась, страдала. Что прежде чем подарить ему мир, жила своей, только своей собственной жизнью. Мог ли он вообразить, что его седая мать все еще красива в глазах того, кто ее ласкал, кто не переставал любить.

Она с некоторым сожалением отметила, что в дословном русском переводе терялось целомудрие песни. Получалось как-то слишком «16+». Все же красиво говорить о самых пикантных вещах не каждому дано, и теория стирания национальностей также обрастала сомнениями.

Мими… Мари-Анж… Мишель… Влетела в этот мир, ничего, в общем-то, особого не сделав. Любила чудака юриста с душою артиста. Осталась одна, потеряв того, кто, глядя на нее, состарившуюся, в больничной рубашке, видел бы заливающуюся хохотом, полную жизни, счастья, любви двадцатилетнюю девушку со светлыми глазами.

* * *

Она вернулась в Москву через два дня. Вошла в офис так, как будто выходила на пару минут. Ничего не изменилось. Полным ходом шла обработка новогодних заявок. Тимофей трещал по телефону, нещадно впаривая австрийский Зельден, хотя клиент, похоже, упирался, настаивая на швейцарском Церматте. Екатерина Лахтина, менеджер по Швейцарии, стояла над Тимоти, аки фурия.

– Вера Сергеевна, нет, но Тимофей вообще обнаглел, – начала жаловаться Катька. – Человек хочет в Церматт. Русским языком сказал. У нас же и комиссия там классная. Всем хорошо было бы, так нет – стоило мне выйти на пару минут, так он подсуетился. Взял трубу и начал петь. Нет, ну это нормально – клиента отбивать?

Екатерина и Тимофей были постоянно слегка на ножах, что, впрочем, не мешало им нежно опекать и спасать друг друга в критичных ситуациях. Втайне каждый из них претендовал на роль лучшего турменеджера по европейским направлениям, что и вызывало иногда жесткие споры: каждый хотел заполучить хорошего клиента на постоянное обслуживание.

В отличие от вышколенного Тимоши Катерина была резка, чересчур прямолинейна с туристами, но иногда, на удивление, это действовало довольно эффективно. Тимофей находил дорогу к сердцу клиента и – параллельно! – кошельку, пробираясь узкими, извилистыми тропами, вытаскивая из багажа своих необъятных знаний информацию на любой вопрос, даже еще не заданный. Зачастую это мешало. Рассказывая очередной исторический анекдот, Балакин забывал забронировать билет по хорошему тарифу, и клиент платил больше. Вздыхал, но не очень сердился, успокаиваясь тем, что пообщался с умным человеком. Значит, полагал он, и сам не дурак.

Екатерина шла напролом: отправляемые ею факсы пестрели ошибками, зато поспевали вовремя: схватить спецпредложение, поймать последний билет, выбить совсем уж фантастическую цену. Она никогда ничего не забывала, экономя деньги туристов так, как будто это были ее собственные. Идеальный порядок на столе, идеальный порядок в голове – это была Катерина. Время на уговоры тоже не тратила. Как-то, увидев в офисе постоянную клиентку, Ларису Быстрову, разглядела, что та беременна. Тут же, не стесняясь, предложила: «А почему бы вам в Швейцарии не родить?» Ларисе, зашедшей в офис оформить поездку для старшей дочки, идея понравилась. В итоге в агентстве появился еще один турист.