Дерзкая и желанная - Анна Бартон

– Расскажи.

– Во-первых, – начала Оливия, – мы всегда были в доме.

– Бог мой. Я разочарован отсутствием у тебя воображения. В доме… это так… предсказуемо.

– Ну, может, я и представляла поцелуй-другой на улице, – призналась Оливия, – но в этих случаях над нами было ясное звездное небо, а не громовые раскаты.

– Звучит ужасно скучно, – отозвался Джеймс несколько рассеянно. Его взгляд под отяжелевшими веками опустился ей на грудь.

– Я не считала их скучными, но тогда мне еще не с чем было сравнивать.

– А теперь? – Кончиком пальца он лениво провел вдоль низкого выреза.

– Я знаю, – ответила она прерывисто, – что поцелуи – это гораздо больше, чем мне представлялось.

– Ты и понятия не имеешь насколько, – прорычал он, продолжая пожирать жадным, дерзким взором ее грудь.

Впрочем, она не возражала: напротив, обвила руками его шею и поиграла с мягкими завитками на затылке.

– Хотя поцелуи оказались не такими, как в моих относительно невинных фантазиях, я поняла, что реальность лучше.

Глаза Джеймса загорелись. Он наклонился и завладел ее губами, наполняя жаром и страстью. Ладонь скользнула по бедру, вверх по животу, легко коснувшись груди снизу. И не успела Оливия подумать, что сейчас умрет от ожидания, как он обхватил грудь, мягко ущипнув сосок сквозь тонкий креп платья.

Она страстно ответила ему, мечтая, чтобы Джеймс не останавливался, и он не остановился. Наоборот, переключил свое внимание на другую грудь, наполняя Оливию головокружительным наслаждением.

Температура в карете резко подскочила, окна запотели. Идеально подогнанное платье Оливии сделалось источником ее раздражения, помехой, вдруг показавшись слишком туго зашнурованным. Дыхание стало прерывистым, поверхностным, словно ей не хватало воздуха, хотя она прекрасно знала, что это не так. И все же Оливия довольно легко могла исправить положение. Разумным и ответственным поступком было прекратить целовать Джеймса.

Но поскольку такое решение было самым непривлекательным, она предпочла иной, чуть менее подобающий шаг: ослабила шнуровку на боку.

– Что ты делаешь? – В голосе Джеймса вплетались нотки надежды, и они помогли подавить смущение, которое ей следовало испытывать.

– Платье слишком тесное. – Говоря это, Оливия потянула его на плечах, ослабив вырез. Холодным воздухом тут же обдало грудь, которая все еще была прикрыта корсетом и шемизеткой. Ну, почти прикрыта. – Я не думала, что ты станешь возражать, – промурлыкала она, довольная своим сладострастно прозвучавшим голосом.

Глаза Джеймса потемнели настолько, что осталось лишь тонкое кольцо зеленой радужки. Он ощупал Оливию взглядом, задержавшись на обнаженных плечах, кружевном крае шемизетки, глубокой ложбинке между грудями, потом склонил голову и коснулся губами нежной кожи.

Каждое прикосновение его губ, каждая ласка пальцев воспламеняла ее, и внизу живота зародилась сладкая пульсация.

Это же Джеймс. Ее Джеймс.

Даже лучше, потому что это не сон.

Она прекрасно сознавала безрассудство своего поведения. Роуз сказала бы, что Оливия заслуживает лучшего, чем тисканье в поломанной карете. Дафна напомнила бы о необходимости защитить свое сердце. Аннабелл посоветовала бы быть практичной, ведь, в конце концов, через пару месяцев Джеймс будет на корабле, направляющемся в Египет.

Оливия обо всем знала, но все равно не собиралась ни от чего отказываться. Хотя и не обманывалась, что это всего лишь несколько украденных минут счастья.

Она не собиралась заниматься с ним любовью – она же не полная дура, – но ей хотелось познать немного страсти, и познать от него. С ним. Но больше всего ей просто хотелось, чтобы эта фантазия продлилась чуть дольше.

Со смелостью и даже некоторой дерзостью Оливия потянула вниз корсет и шемизетку, полностью обнажая грудь.

– Иисусе, – прошептал Джеймс, и его голодный взгляд сказал Оливии все.

Она откинулась на спинку сиденья и потянула его на себя, ухватившись за лацканы сюртука. Дальнейших поощрений Джеймсу не требовалось. Он склонился над ней, пленив один сосок ртом, а другой лаская ладонью. Язык, теплый и влажный, кружил вокруг твердой вершинки до тех пор, пока тело ее не зазвенело как натянутая струна.

Оливия зарылась пальцами Джемсу в волосы и притянула ближе, жалея, что не может вот так же легко удержать его. Навсегда.

Он остановился и поднял на нее взгляд из-под отяжелевших век.

– Ты бесподобна, Оливия.

Его слова пролились бальзамом ей в душу.

– Рада, что ты это заметил.

– Но мы не должны заходить слишком далеко… то есть… э… еще дальше.

– Я знаю. – Она помолчала, упиваясь восхитительными ощущениями, которые создавали пальцы Джеймса, рисуя круги вокруг сосков. Когда, наконец, кончик пальца достиг тугой вершинки, она втянула воздух и счастливо вздохнула: – Как ты думаешь, мы могли бы еще хотя бы ненадолго продлить это удовольствие?

Вместо ответа он пленил ее губы и крепко поцеловал. Быть может, Оливия придавала слишком большое значение его действиям – время от времени такое с ней случалось, – но низкий рык, вырвавшийся из горла, и нежность, с какой он обхватил ее щеки, позволяли надеяться, что, возможно, он хочет, чтобы она принадлежала ему. В каком-то смысле она и принадлежала – и всегда будет принадлежать.

Просто не так, как она когда-то мечтала.

Но она не собиралась позволить себе думать об этом сейчас, когда Джеймс обжигал ее шею поцелуями и скользил ладонью по ноге…

Наоборот, она отдастся моменту и предпримет кое-какие изыскания. Оливия просунула руки ему под сюртук, упиваясь ощущением крепкого тела под жилетом, скользнула ладонью по гладкой коже мускулистой груди, жалея, что на нем так много одежды. Решив исправить положение, она потянула сюртук с его плеч и стащила почти до локтей, после чего Джеймсу пришлось прервать поцелуй, чтобы снять его. Он, казалось, ужасно спешил от него избавиться, что доставило Оливии несказанное удовольствие. Джеймс бесцеремонно отшвырнул сюртук, и при этом какой-то сложенный листок бумаги выскользнул из кармана на пол. Она сказала себе, что это едва ли важно, особенно в сравнении с перспективой провести ладонями по широким плечам и мускулистым рукам, но какая-то очень упрямая и надоедливая частичка мозга вспомнила, что уже видела эту скорее всего официальную бумагу: после драки в таверне Хейвен-Бриджа. Стало быть, это, по всей видимости, важно.

– Джеймс…

Но он, очевидно, подумал, что она произнесла его имя от избытка чувств и необычайных ощущений, которые испытывала, в то время как, скользнув ладонью под подол платья и рубашки, чертил круги на нежной коже под коленом.

Руки и ноги Оливии сделались вялыми, голова кружилась, словно она выпила слишком много пунша. Но письмо по-прежнему лежало на полу, решительно не желая оставаться незамеченным, и она, чуть сдвинувшись и протянув руку, сумела ухватить его за краешек двумя пальцами.