Дерзкая и желанная - Анна Бартон

Пока Оливия описывала больную девочку, Джеймс вспомнил о брате и чуть было не проговорился, но вовремя прикусил язык.

Джеймс ни с кем не говорил о Ральфе. Никогда. Даже с самыми близкими друзьями.

Не ведая о его размышлениях, Оливия продолжала:

– Мне, разумеется, понадобится разрешение Оуэна, но, думаю, я смогу убедить его позволить использовать экипаж и пару лакеев.

Джеймс собрался было заметить, что она не потрудилась заручиться разрешением Хантфорда, прежде чем отправляться в Озерный край, но передумал. Ему не хотелось говорить ей ничего, что могло бы омрачить ее красивое лицо.

– На мой взгляд, идея просто замечательная. Любые сомнения, которые могут возникнуть у Хантфорда, ты наверняка сумеешь развеять.

Оливия широко улыбнулась.

– Я умею быть настойчивой, но порой жалею, что приходится к этому прибегать. Похоже, я вечно буду зависеть от Оуэна.

– По крайней мере, он справедлив и никогда ни в чем не сможет отказать ни тебе, ни Роуз, – добавил Джеймс.

– Он чудесный брат, однако я уже взрослая и не понимаю, почему должна спрашивать его разрешения на каждый выход из дому.

Джеймс приложил ладонь к нагрудному карману, дабы убедиться, что письмо отца Оливии на месте. Вдруг ему показалось, что оно весит столько же, сколько валуны Стоунхенджа. Почему Хантфорд вовлек его в это явно сугубо семейное дело? Чем больше времени он проводил с Оливией, тем больше убеждался, что самым правильным было бы отдать ей письмо.

Загвоздка в том, что не ему это решать.

Одно Джеймс знал наверняка: в следующий раз, когда увидит Хантфорда, сразу отдаст ему письмо и потребует вручить Оливии.

– Не сомневаюсь, что ты исполнишь все, что задумала. И не боюсь сказать, что немножко завидую тем девочкам, которые будут проводить идиллические дни с тобой на природе.

Оливия фыркнула.

– А я-то думала, что ты сыт этим по горло. Кроме того, какую привлекательность могут представлять пастбища с овцами в сравнении с приключениями, которые ждут тебя в Египте?

Привлекали его вовсе не пастбища, а леди, что сидела рядом, ее нежные бархатистые щечки, пухлые губки и восхитительные изгибы тела.

– Как бы ни жаждал я исследовать Египет, изучать древние цивилизации, Англия тоже может много чего предложить. – Он сжал ее руку, надеясь, что смысл его слов ясен.

Оливия не ответила: просто сидела, устремив взгляд в окно, – однако, если он не ошибся, легкий румянец окрасил ее щеки.

– Как твоя нога?

– Как будто на нее упало пианино.

– Ты должна была сказать мне тогда, сразу, мы бы вызвали доктора.

– Жаль, что здесь нет Дафны, – посетовала Оливия. – Она бы сделала припарку из своих травок, и уже через день я бы бегала и прыгала.

– Хотел бы я на это посмотреть, – улыбнулся Джеймс.

Раскат грома вдалеке сотряс карету, и на лице Оливии промелькнул испуг. Она схватила Джеймса за руку и, на секунду – восхитительную секунду, – прижавшись к нему, пробормотала, явно смутившись:

– Прости. Просто испугалась.

– Не извиняйся. – Он придвинулся ближе и обнял ее за плечи. – Ты переутомилась. Предлагаю прислониться ко мне и отдохнуть. Обещаю не смеяться, если будешь храпеть.

Оливия настороженно взглянула на него, но приглашение приняла и осторожно, неуверенно прислонилась щекой к его плечу. Аромат ее волос ударил ему в голову. Джеймс взял длинный выбившийся локон и намотал на палец, наслаждаясь его шелковистостью. Мало-помалу напряжение стало покидать ее, и тело расслабилось, теплое и податливое.

Дождь сильнее заколотил по крыше, громовые раскаты стали громче и чаще. В одном месте крыша протекала, и вода монотонно шлепалась на пол через равномерные промежутки времени.

Оливия устало вздохнула.

– Ну и натворила я дел: как можно было умудриться так ужасно все запутать?

– Сломанная ось не твоя вина. – Он погладил ее по руке, отчего ему, конечно же, захотелось погладить что-нибудь еще, но он воздержался. – И вот что я тебе скажу: уж если мне суждено было застрять посреди дороги в грозу, то я рад, что застрял с тобой.

– Правда?

Проклятье! Он должен… хочет поцеловать ее.

Устоять просто невозможно!..

Господи помоги! Как хочется его поцеловать!

Оливия запретила себе даже думать об этом, но разве можно справиться с чувствами?

Блеск его зеленых глаз вызывал восхитительный трепет во всем теле, и она растаяла. А когда он наклонился к ней, коснувшись лбом ее лба, она окончательно пропала, опасаясь даже глубоко дышать, словно малейшее движение могло разрушить чудесные чары.

– Оливия, – прошептал Джеймс, приближаясь к ее губам.

И хотя они уже целовались, этот поцелуй был совсем другим, таким, какого она ждала всю жизнь.

Он начался с легкого прикосновения, будто к редкому и хрупкому сокровищу, словно Джеймс не мог поверить, что ему посчастливилось найти его. Губы нежно ласкали ее губы, пробуя, соблазняя, обещая…

Она закрыла глаза, чтобы полностью отдаться ощущению: от дыхания на своей щеке, пальцев в волосах, твердого объятия его руки. Когда он раздвинул ей губы языком, у нее вырвался вздох, и он поглотил его, привлек Оливию ближе и углубил поцелуй.

Это не было порождением хмельного угара, жалостью или отчаянием. Она видела чувственный голод, мерцающий в его глазах, и слышала восхищение в его голосе. Он хотел этого поцелуя.

И, видит бог, она тоже.

В сущности, если б в эту минуту в карету ударила молния или началось наводнение, это не остановило бы изумительного, ошеломляющего, захватывающего дух поцелуя.

У него был уже знакомый ей вкус: теплый, коричный, мужской, и она с готовностью встречала каждый выпад его языка, утопая в головокружительном наплыве желания. Ей ужасно хотелось придвинуться к нему поближе, но правая нога по-прежнему лежала на противоположном сиденье, создавая между ними барьер.

Заметив ее попытку, он мягко поднял обе ее ноги и положил на колени.

– Так лучше? – пробормотал он ей на ухо, рассылая восхитительный трепет по всему телу. – Это безумие, Оливия, но я ничего не могу с собой поделать.

– Я тоже.

Он проложил дорожку обжигающих поцелуев вниз по ее шее и через ключицу к ямочке у горла, где она чувствовала бешеное биение собственного пульса. Ей стало щекотно, и, засмеявшись, она приблизила его лицо к своему.

– Я столько раз мечтала о поцелуях с тобой. – Щеки ее порозовели от собственной смелости. – Но мои фантазии всегда были более яркими.

Джеймс озорно ухмыльнулся, отчего сердце ее пропустило удар.