Выше звезд и другие истории - Урсула К. Ле Гуин

– Потому что большинство людей не хотят довериться разуму, – ответил Изя. – Деньги, средства – лишь вторичный фактор. Последние сто лет любой, кто мог взглянуть на мир разумно, видел, что происходит: истощение ресурсов, демографический взрыв, распад государственных систем. Но чтобы действовать рационально, нужно поверить в разум. А большинство скорее поверит в удачу, в Господа Бога или в очередную панацею. Разум суров. Трудно планировать, ждать годами, принимать решения, экономить снова и снова, хранить тайну, чтобы ее не украли или не разрушили жадностью или мягкотелостью. Многим ли под силу держаться выбранного пути, когда рушится мир? Разум – вот компас, который привел нас сюда.

– И никто другой не пытался?

– О других мы не слышали ничего.

– Были еще фои, – пискнул Ной. – Я читал о них. Они тысячи людей помещали в заморозку, живых и здоровых, потом строили эти дешевые ракетки и отправляли в полет: дескать, через тысячи лет они прилетят к какой-то звезде и проснутся. Они не знали даже, есть ли там планета.

– Вот-вот, а их вождь, преподобный Кевин Фой, уже будет ждать их, чтобы поприветствовать с прибытием на землю обетованную, – закончил за него Изя.

– Аллилуйя!.. Бедные придурки – так их в народе звали. Я тогда был твоим ровесником, смотрел по телевизору, как они залезают в эти свои ракеты. У половины или грибок, или БМВ-инфекция. Детей несут на руках, поют гимны. Это не люди, доверившиеся разуму. Это люди, в отчаянии отбросившие его.

В стереоэкране над пустынями Амазонии набирала силу колоссальная пыльная буря – тусклое, рыже-серо-бурое пятно. Цвета грязи.

– Нам, похоже, повезло, – заметила Эстер.

– Нет, – ответил ее отец. – Удача тут ни при чем. И мы не избранный народ. Мы те, которые выбрали.

Изя был мягким человеком. Но сейчас в голосе его слышался тугой звон. Дети и жена удивленно глянули на него.

– И мы принесли жертвы, – произнесла Сьюзен. Карие глаза ее были прозрачны.

Изя кивнул.

Она, вероятно, думала о его матери. Сара Роуз могла претендовать на одно из четырех мест, оставленных для женщин, вышедших из детородного возраста, но все еще полезных для колонии. Но когда Изя сообщил ей, что внес ее в списки, Сара взорвалась: «Жить в этой кошмарной банке, в этом летающем мячике? Без воздуха, в тесноте?» Изя пытался рассказать ей о пейзажах, но она отвергала все возражения. «Исаак, меня клаустрофобия одолевала в куполе Чикаго, а там миля в поперечнике! Забудь об этом. Бери Сьюзен, бери детей, а меня оставь дышать смогом, ладно? Езжай. А мне пришлешь открытку с Марса». Не прошло и трех лет, как она умерла от «БМВ-3». Когда Изина сестра позвонила и сказала, что мать умирает, Изя уже прошел санобработку. Покинуть купол Бейкерсфилд значило проходить все сначала, а кроме того, подвергнуться риску заражения последней, самой смертоносной формой быстро мутирующего вируса, который унес тогда уже два миллиарда человеческих жизней – больше, чем отложенная лучевая болезнь, и почти столько же, сколько голод. Изя не поехал. Потом пришло письмо от сестры: «Мама умерла в ночь на среду, похороны в пятницу в десять». Он посылал письма, факсы, мейлы, звонил, но не мог пробиться – а может, сестра не захотела отвечать. Теперь боль почти унялась. Они выбрали. И принесли жертву.

Перед Изей стояли его дети, прекрасные дети, ради которых приносилась эта жертва, его надежда и будущее. А на Земле сейчас приносили в жертву детей. В жертву прошлому.

– Мы выбрали. Мы принесли жертву. И мы были избавлены. – Слетевшее с губ слово изумило его.

– Эй, – воскликнул Ной, – пошли, Эся, пятнадцать часов, передачу пропустим!

Они сорвались с места – тощий мальчишка и пухленькая девочка – и, выскочив в дверь, рванули через пейзаж.

Семья Роуз жила в Вермонте. Изе подошел бы любой ландшафт, но Сьюзен заявила, что Флорида и Боулдер выглядят ненатурально, а Городской вид свел бы ее с ума в два дня. Так что их блок выходил на пейзаж Вермонта. Общая ячейка, куда направлялись дети, выглядела сельским домом, сияющим белой штукатуркой, а на мнимом горизонте синели уютные лесистые холмы. Свет солнца падал на квадрант Вермонт под самым удачным углом: «Не то позднее утро, не то начало дня, – говорила Шошана, – всегда есть время поработать». Это, конечно, не вполне соответствовало реальности, но, по мнению Изи, не слишком, а потому он не протестовал. Будучи «совой», он нуждался лишь в трех-четырех часах сна и радовался уже тому, что продолжительность ночи на спутнике всегда постоянна и не сокращается летом.

– Знаешь, что я тебе скажу… – произнес он, продолжая думать о детях и внимательном взгляде Сьюзен.

– Что же? – переспросила та, глядя на стереоэкран, в глубине которого буря, уродливая ползучая клякса, раскидывала по стратосфере свои щупальца.

– Я не люблю мониторы. Не люблю смотреть вниз.

Признание это не было легким. Но Сьюзен только улыбнулась и ответила:

– Знаю.

Этого было мало для Изи. Он хотел услышать больше и больше высказать.

– Порой мне хочется выключить их, – усмехнулся он. – Не всерьез, конечно. Но… это связь, канат, пуповина. Ее я хотел бы оборвать. Чтобы они начали заново. С чистого, белого листа. Наши дети, я хочу сказать.

Сьюзен кивнула.

– Может, так было бы лучше, – заметила она.

– Их детям это так и так предстоит… Знаешь, сейчас в отделе ДС идет интересный спор.

По профессии Изя был инженером-физиком, выбранным Мэстоном на роль главного специалиста ОСПУЗа по искусственным интеллектам Шонвельдта. Сейчас приоритетной из восьми его должностей была работа на посту начальника группы дизайна среды для второго ОСПУЗа, строящегося в мастерских.

– О чем?

– Эл Левайтис предложил вообще избавиться от пейзажей. Произнес большую речь. Утверждает, что дело в честности. Давайте, дескать, честно пользоваться тем или иным сектором, позволим ему найти собственную эстетику и не будем навязывать ему иллюзорную. Если наш мир – ОСПУЗ, давайте примем его таким, какой он есть. Что будут значить для следующего поколения эти потуги воспроизвести земные ландшафты? И многие считают, что он в чем-то прав.

– Так и есть, – ответила Сьюзен.

– А ты смогла бы так жить? Без иллюзии простора, без горизонта… без деревенской церкви… может, даже без искусственного дерна – только полированный металл и керамика. Смогла бы ты принять это?

– А ты?

– Думаю, да. Так было бы проще… и, как говорит Эл, честнее. Не цепляясь за прошлое, мы могли бы все усилия отдать настоящему и будущему. Знаешь, мы прошли такой долгий путь, и трудно осознать, что бегство закончено, что мы здесь. Мы уже строим новую