Сердце зимы - Хелена Хейл

Он неуверенно гладил пальцами мои волосы, то и дело путаясь.

– Все, о чем я думаю, Агат, это как из пацана превратиться в мужчину за одно лето, – хохотнул он, и мой подбородок запрыгал на его груди.

Я улыбнулась, слыша его смех.

– Мама не позволит тебе взять на себя львиную долю ответственности. Я думаю, она, наоборот, хочет оградить тебя от этой боли, продлить тебе детство… – попыталась объяснить я, а сама закусила губу.

Ведь именно этого я бы хотела от своей матери. Хоть от кого-нибудь. Мне было страшно выполнять роль взрослой, роль опекунши с малых лет. Казалось, я не имела права на ошибку, на оплошность, и страх навредить дедушке, страх не справиться со своей ношей угнетал меня день за днем. Ежедневное выполнение моих задач, как по расписанию, дошло до такого автоматизма, что я переставала ощущать их тяжесть, пока не сталкивалась с кем-то, кто шел по жизни легко.

– Этого бы ты хотела, Агата? Не нести такую ответственность? – спросил Даня, будто услышав мои мысли.

– Нет. Я всем довольна, – резко ответила я, отпрянув.

– Тише, извини.

Обращаться со мной как с какой-то хрупкой, нежной девчонкой просто непозволительно! Но отчего-то я промолчала.

– Может, мама и хочет этого для меня, но я больше не смогу ощущать себя беззаботным. Я хочу, чтобы на меня всегда можно было положиться. Но с самой потерей справляться тяжело. Я думаю об отце каждый день, и каждый раз, когда вспоминаю, что его больше нет, боль пронзает все тело. Вот как-то так.

Я опустила руку и сжала его пальцы в знак поддержки.

Когда дождь успокоился, мы вернулись на участок его дедушки. Стемнело, вдоль аккуратных каменных дорожек включились фонарики.

– Агат, – позвала его мать откуда-то. Я сначала не поняла и стала нервно оглядываться. – Терраса, второй этаж!

– А, ой, добрый вечер. Еще раз, – промямлила я.

– Оставайся у нас, если хочешь! Вон с Сашкой поспишь, – предложила она.

Как бы ни было сложно отказаться, мне пришлось. Я боялась оставлять дедушку в доме одного без присмотра.

– Спасибо большое, не могу.

– Хорошо, но знай, ты можешь приходить на любой из наших участков когда пожелаешь, – улыбнулась она и вернулась в дом.

Подоспел Даня, и мы пошли к моему дому. Между нами висела недосказанность, но никто не начинал разговор первым. Думаю, мы оба понимали, чем чревато наше общение. В конечном счете кому-то из нас будет больно, и, возможно, стоило пресечь его прямо сейчас. Мы попрощались, словно уже стали чужими, и я занялась дедушкой. После ванной угостила его остатками мяса и овощей и не смогла сдержать улыбки, глядя, с каким аппетитом он все уплетал.

А потом, в своей спальне, я нехотя начала переодеваться. Заметила вспышку у окна – похоже, молния еще не успокоилась, – легла в постель и ощутила, как что-то давит на меня. Будто на грудь положили булыжник. А внутри разрасталась, так же быстро, как сорняк, пустота.

Глава 12

Даня

4 августа, церковь у кладбища

На престольный праздник в сельскую церковь съезжаются со всех деревень округи. Десятки разноцветных автомобилей брошены тут и там, о правилах парковки здесь нет и речи. Нас привез Вова, мой крестный. Меня заставили вырядиться в брюки и джемпер, Сашка была в длинном фиолетовом платье, похожем на мешок, с белым платком на голове. Мама не изменила любимому цвету: синее платье, туфли и платок.

Служба началась, из открытых массивных дверей церкви слышалось пение хора. Батюшка в параллель читал Евангелие. Церковь несколько лет назад отреставрировали, и теперь она была красной с белыми колоннами и темно-голубой крышей. Золотые купола ослепляли, ловя солнечные лучи. Мы вошли внутрь, и к нам обратились лики святых со стен; аромат ладана, смешанный с сотней человеческих запахов, ударил в нос.

Слухом завладело небесное пение и монотонный голос батюшки. Я осмотрел толпу – множество знакомых, но Агаты не было. Только через пару минут я обернулся, услышав грохот – она пыталась ввезти коляску внутрь.

– Я сейчас, – шепнул матери, та кивнула.

– Давай сюда!

Я приподнял коляску и ввез Евгения Ивановича в церковь. Агата вновь захватила все мое внимание: бледно-голубое льняное платье в пол, длинные волосы, выглядывающие из-под серой косынки в тон глаз. Героиня народной сказки, не иначе.

Старики в первых рядах опустились на колени. Когда Агата провезла деда вперед, я на мгновение перехватил ее пальцы, и мы обменялись улыбками. Не думал, что буду так скучать, а теперь, прости господи, с нетерпением ждал завершения службы, чтобы поговорить с ней.

Но служба длилась долго. Батюшка ушел за ширму, и все люди пошли за ним в левый угол – начиналась исповедь. Он читал заповедь за заповедью, сопровождая каждую примером из Евангелия. Я обратил внимание, что в церковь пришли и друзья Агаты: Настя, Дима и Виталик. Последний, по традиции, свирепо меня осмотрел и даже в святой праздник заявился в драных шортах камуфляжной расцветки и футболке с не самым православным лозунгом. Зато Бозина выглядела непривычно скромной, спрятав волосы под длинным белым расписным платком, а фигуру в бесформенном, но элегантном кружевном платье ниже колена.

Настя спешно улыбнулась мне и стала выискивать глазами кого-то в толпе.

– Не повинны вы в этом? – громкий голос батюшки раскатился по церкви. – Подумайте.

Некоторые перекрестились, несколько голосов вторили: «Каюсь». Далее толпа вновь переместилась в центр и выстроилась на причастие. Агата встала вперед, придерживая ручки коляски. Я еле удержался от греха обнять ее здесь и сейчас. Мама на ухо прошептала мне инструкцию, что делать, когда подойдет моя очередь.

Батюшка накрыл мою голову епитрахилью, я помолился, перекрестился, слушая молитву из его уст, затем причастился, поцеловал Библию и крест и отошел.

Стало смертельно душно, все собравшиеся обливались потом и дышали друг другу в макушки и спины. Несколько бабуль обмахивались веером, за что были отруганы: создавая движение воздуха, они чуть не погасили пламя свечей.

Я собрался выйти из церкви, когда ощутил жар сзади. И запах гари.

– Даня!!! – раздался крик матери.

Кто-то повалил меня на пол, и я чуть не выбил зубы о кафель. Жар разрастался, и я осознал, что горит моя чертова спина! Вернее, джемпер, но огонь добрался и до кожи, быстро распространяясь по всей спине. Я мало что соображал, глядя в пол и испытывая адскую боль. Кто-то вылил на меня воду, по всей видимости, святую. Агата припала на колени у моей головы и приподняла лицо своими теплыми, шершавыми и влажными ладонями. Потом сильные руки