Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Викторович Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока Алексей раздумывал и разгонял обиды, Людка захрапела. Тихо, по-девичьи. Ну, и ладно. Пускай спит. Алексей тоже закрыл глаза. Продолжил себя терзать.
Ведь он ездил после армии в деревню Петрово. Он нашел Димку Герасименко. Прижал его к стеночке в темном переулочке.
– Ты чего? – задрожал Димка, как котенок, которого собрались топить.
– Поговорить надобно, – ответил Алексей, – пойдем на речку?
– Не пойду.
– Боишься?
– Боюсь.
– Правильно делаешь. Но ты не дрейфь. Я тебя убивать не буду.
– Все равно не пойду, – у Димки откровенно тряслись коленки.
– Ладно, пошли к тебе.
– Зачем?
– Я хочу все знать.
– Что?
Димка испугался, на него было страшно смотреть. Ситуация яснее ясного: пришел дембель Леха, и сейчас сравняет его с землей. Зачем Димка только поддался на уговоры Веры Никифоровны? Вот дурак-то!
– Спрашивай з-з-здесь, – в довершении жалкого образа, Димка начал заикаться.
– Одного не могу понять, как она могла поменять меня на тебя?
– Я т-т-тоже не понимаю, – мелко закивал Димка.
– Пей, – Алексей достал из-за пазухи и протянул односельчанину бутылку самогона, – родительский, не бойся. Не отравлю.
– Попробуй сперва сам.
– Ну, ты и чудак на букву «М», – ухмыльнулся Леха, – не просыхаешь, под заборами просыпаешься, пьешь разную дрянь, а из рук друга детства испугался.
– Т-т-там меня никто не хочет отравить, а ты…
– И я не хочу, – Алексей сделал два больших глотка и протянул бутылку Димке.
Тот трясущимися руками взял бутылку. Вытер грязной рукой горлышко (эстет), и самогон полился в луженую Димкину глотку крупными глотками. Алексей подивился не выданному зрелищу и даже отошел на шаг назад. Самогон таял на глазах.
– Оставь немного мне, – Алексей в последний момент выхватил бутылку из рук Димки, на донышке плескалось пару глотков.
– Извини, я думал, что все мне, – Димка вытер губы рукавом пиджака. Алексей заметил, что тот перестал заикаться.
– Обойдешься, – Алексей допил остатки, с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Выкинул ее за забор. Не такать же с собой пустую бутылку, – готов все рассказать?
– Готов. Что ты хочешь услышать?
– Выкручиваться собираешься? Наводящие вопросы задавать?
– Задавай, коли хочешь, – приятное тепло стремительно расползалось по пропитому организму Димки, одновременно с теплотой росла смелость и уверенность в своих силах, – не знаю, с чего начать.
– Нравится тебе Катька? – Алексей подумал, что надо было взять вторую бутылку. Этот алкаш вылакал большую часть.
– Нравится, – Димка покачнулся, но посмотрел на собеседника вполне уверенно, – она красивая. Но разве в том грех имеется? Не знал о таком, что на девиц смотреть нельзя.
– Правду говоришь, земляк. Греха в том пока нет. Грех начинается, когда ты подкатил к ней и стал приставать.
В Димкиной голове возник лик Веры Никифоровны со словами: «Никогда не сознавайся Лешке, что ты Катьку не трогал. Говори, что трогал. Так надо. Иначе сдам тебя председателю, как сливал солярку с комбайнов в поле. И свидетелей приведу. Помни об этом крепко. Держи вот, тебе бутылку».
– А выпить у тебя больше нет? – Димку шатнуло из стороны в сторону.
– Нет, говори так, – отрезал Алексей.
– Яблоко от яблони не далеко падает, – выговорил заплетающимся языком Димка, – какие у вас одинаковые методы воздействия на революционно-народные массы, однако.
– Какие методы? Что ты мелешь? Говори по сути. Приставал?
– Я?
– Ты.
– Не-а. Не я. Она сама. Встретил я ее на следующий день, как ты уехал. Выпить бы еще! А? Нет? Ну, ладно-ладно. Она мне и говорит: «Зашел бы ты, Димитрий, к нам в гости, покуда папенька с маменькой на работе будут».
– И ты пошел?
– А ты бы не пошел? Мне предлагают халавную выпивку. Ты бы не отказался?
– Я бы отказался.
– Ха-ха-ха, – Димка громко рассмеялся, согнулся пополам, слеза потекли из глаз, – не верю. Врешь, Лешка. Нет в деревне таких дураков, кто бы отказался.
– Это ты, алкаш, от рюмки не можешь отказаться. А я – могу, – Алексей вдруг громко рыгнул. Димка вновь залился смехом. Видимо, страх под натиском самогона отступил совсем. Смеешься, значит не боишься.
Димка, хохоча, не удержался на ногах и шлепнулся на землю. Алексей подождал, пока дружбан детства нахохочется.
– Ну и, что было дальше?
– Все, как обычно. Пришёл я к ней в хату. А поляна уже накрыта. Огурчики, грибочки, картошечка с паром. Ну, ты меня понимаешь? Она меня сажает, значит, в красный угол на место бати. С уважением предлагает мне на выбор самогона или красной смородиновки. Я говорю: извините, красное я после обеда не пью. «Как тебе будет угодно, дорогой», – говорит она мне. Вот. Дорогой, а ты говоришь.
– Не отвлекайся. Дальше, что было.
– Что-что? Выпили, все чин по чину. Закусили, там холодец, картошечка, лучок, все дела. Красиво, культурно и по делу. Как в лучших домах. А ты что думал?
– Дальше.
– Дальше, она включила магнитофон, – Димка мечтательно задрал голову и прищурился, – берет она меня за правую ладонь. Вытаскивает на середину хаты. Обнимает. Пока все достойно. Начинаем мы танцевать. О-о-о-о! Ты не представляешь, какие у меня мысли в голове.
– Какие?
– Думаю, что творит девка? Лешка же вернется голову обоим оторвет. Остановись, думаю, немедленно! На деревне что будут говорить? Стыд-то какой!
– Чего ж ты не остановился? Стыда чего ж не убоялся?
– Я ж ей и говорю: «Катерина Витальевна, нехорошо вы это делаете. У вас жених имеется. И сейчас он несет трудную и опасную службу вдали от родного дома по защите нашей Родины от захватчиков и ястребов мирового капитализма. Не хорошо это.»
– А она?
– Не люблю его, говорит, – Димка покачнулся, подпер рукой подбородок, глаза его стали закрываться.
– Эй —ей! – Алексей потряс Димку за плечи, – не спать. Говори, что было дальше.
– Я подошел к столу и еще выпил. Чисто для храбрости. Понимаешь? Чтобы реально противостоять вероломству и женскому коварству. И, наверное, не рассчитал.
– Как тебя понимать?
– Наверное, не устоял. Но точно не помню. Проснулся в кровати с утра. Радио «Маяк» – пим, пим. Московское время Шесть часов утра. На тумбочке – стакан, закуска. Записка – «Люблю»…
Димка качнулся вперед. Алексей не успел подхватить товарища. Тот упал лицом в одуванчики и в тот же миг захрапел. Леша попытался реанимировать собутыльника, потряс его за плечи, похлестал по щекам, но не получилось. Видимо, выпивка удачно упала на старые дрожжи, Димка вырубился надолго.
Алексей посидел немного рядом. От сказанных Димкой речей на сердце скребли кошки, хотелось напиться и порушить все заборы в округе. Но пойти к Кате и во всем разобраться, не хотелось. Зачем с ней беседы разговаривать? И так все ясно.
Вернулся домой. Взял у матери самогона. Вышел на центральную улицу родной деревни. Шел и пил. Шел и пил. Но, наверное, ходил слишком долго. Ноги привели его к оставленному собутыльнику, но Димки на положенном месте не оказалось. Либо сам ушел, либо подобрали люди добрые и отвели домой.
– Мне больше достанется, – даже обрадовался Алексей.
Он не помнил, как вернулся в тот день домой. На утро встал, немного похмелился. Посмотрел на тоскливые поля, леса и пригорки. Так муторно стало на душе, что жизнь не мила! И уехал из деревни Петрово. Теперь уже навсегда.
В дверь номера настойчиво стучали.
– Откройте, – услышал Алексей.
Он встал, но не успел дойти. Дверной замок щёлкнул, и дверь резко распахнулась ему навстречу. В комнату ворвались три автоматчика в форме полиции Турции.
– Харекет этме (не двигаться)! – крикнул первый из них.
Смысл приказа Алексей понял без перевода и рухнул на пол лицом вниз. Руки положил на голову. Через мгновение Алексей почувствовал на пояснице тяжелое колено полицейского, который сцепил обе руки наручниками.
– Ой! Кто это? – проснулась и сразу закричала Людка. Вскочила на кровати, прижимая к себе одеяло.
За полицейскими в комнату вошел русскоговорящий турок в полицейском мундире.
– Дорогие гости Турции, – вежливо обратился он к Людмиле и Алексею, – вы арестованы в подозрении на разбой в соседнем отеле. Просьба
