Выпускник. Журналист - Мэт Купцов

Люди выходят из дверей редакции, кто — то переговаривается, кто — то спешит к метро. Наконец, появляется Королёва, держа в одной руке сумочку, а в другой — свой неизменный блокнот.

— Ника! — зову её, и она останавливается, удивленно поднимая брови.

— Макар? Что ты здесь делаешь? — её голос звучит настороженно.

— Нам нужно поговорить, — спокойно говорю я. — О Марине и её ребёнке.

Ника бледнеет. Она оглядывается по сторонам, словно ищет спасения.

— Не здесь, — шипит, хватая меня за руку и тащит к ближайшему кафетерию.

Кафетерий больше напоминает какую — то забегаловку, но, наверное, это лучше, чем разговаривать прямо на улице среди толпы людей.

Садимся за столик в углу. Ника нервно дергается, её глаза бегают по залу.

— Что ты знаешь? — наконец спрашивает она, и я вижу, что её руки дрожат.

— Узнал, что у Марины есть ребенок от Звонарёва, — говорю прямо, наблюдая за её реакцией.

Ника закрывает лицо руками и долго молчит. Я не тороплю, спешить некуда.

— Это все очень сложно, — говорит она наконец, убирая руки от лица.

Она тяжело вздыхает, её глаза блестят от слёз.

— Марина никогда не хотела, чтобы кто — то знал об этом ребёнке, — говорит она, глядя в стол. — Она любила Звонарева, но знала, что у него есть семья. Она не хотела разрушать его жизнь.

— Почему ты молчала о таком важном факте? — жестко спрашиваю я. — Почему я узнал это от чужих людей?

— Потому, что Марина боялась за своего ребёнка! — глаза Ники сверкают. — Она знала, что, если правда всплывёт, то ее сыну будет угрожать опасность.

— При чем здесь ее сын? — сверлю взглядом Королеву.

— При том! — фыркает и отворачивается.

— Все, хватит. Я выхожу из игры.

— Как выходишь? — удивленно смотрит на меня, словно не ожидала такого поворота дел.

— Молодые люди, брать что — нибудь будете? Только зря столик тут занимаете, — кричит продавщица из — за прилавка.

Смотрю в упор на свою собеседницу.

— Дайте нам по два пончика каждому и два стакана кофе, — неохотно отзывается она.

— Хорошо, ждите.

Мы сидим в тишине. Пауза затягивается.

— Так при чем ребенок Звонарёва? — хмуро сдвинув брови на переносице, спрашиваю я.

— Звонарёв, — перегибается Ника ко мне через весь стол и приглушая голос. — Был очень успешным фарцовщиком. Не брезговал и обменом валюты. Он был безумно богат, — округляет она глаза и умолкает.

Тру ладонью лицо. Фактов в этом деле становится все больше. Но пока они еще не выстраиваются в единый пазл.

Женщина в белом переднике и белой косынке на голове подходит к нам с подносом в руках. Ставит перед нами кофе в стаканах и пышущие жаром пончики в сахарной пудре.

Зажимает пустой поднос подмышкой и, гордо вскинув голову, удаляется.

Провожаю ее взглядом и смотрю на Королёву.

Ника нервно делает глоток кофе. Я тоже беру свой стакан в руки.

Отхлебываю горячий кофе.

На удивление, вполне приличный.

А ведь в прошлой жизни, в последнее время вкус кофе оставлял желать лучшего. То неурожай, цены взмывают вверх. То обжарка и качество страдает. И вместо сочного обволакивающего ароматного кофе бариста выдает тебе что — то пустое и жженное.

— Не ожидал, что кофе здесь такой вкусный, — улыбаюсь.

— Что значит — здесь? — удивленно брови Королевой взлетают на лоб.

Взгляд холодный и сканирующий.

Почему ее это так напрягло? Может, она тоже… не из этого мира. Запросто, попаданка. К ней нужно получше присмотреться. Слишком продвинутая особа. Советская Мата Хари, ну, или что-то типа того…

Глава 9

— Здесь, в кафетерии, — невозмутимо отвечаю я — Заведение это, — окидываю взглядом окружающее пространство, — Больше похоже на забегаловку. А, оказалось, вполне себе приличной точкой общепита.

Ника молча пьет кофе, задумчиво берет в руки пончик, откусывает его, держа двумя пальчиками, будто брезгует.

На кухню бы ее сейчас в нашу общагу!

Я тоже беру пончики рукой один за другим и отправляю себе в рот, запрокинув голову. Ника морщась провожает их взглядом.

— Божественно вкусно! — говорю, по — прежнему улыбаясь.

Наверное, Королева считает, что я издеваюсь.

А я — реально в этом мире впервые выпил кофе и остался вполне доволен.

Это тебе ни компот или какао в студенческой столовке!

— Ника, продолжай. Я слушаю, — вытираю жирные руки после пончиков бумажной салфеткой.

Сервис тут на твердую четверочку.

Честно, ожидал худшего.

Пью кофе с наслаждением.

Но пауза затягивается, кошусь на круглые часы над продавщицей.

— Наследство там большое осталось, — наконец, поднимает на меня глаза Королева. — Маринкин сын тоже является наследником. Боялась она, что охоту на него откроют.

Перевожу взгляд на посетителей, продавщицу.

— Но теперь, когда Максим мёртв, эта правда может выплыть наружу и разрушить всё, что она пыталась сохранить в тайне, — сокрушается Королёва.

— Уже, — кратко бросаю я.

— Что, уже? — нервно уточняет она.

— Уже всплыла. Я же узнал эту информацию ни от тебя, а со стороны.

Смотрю в окно на прохожих, зябко кутающихся в плащи. Бабье лето уже ушло, и в свои права включается настоящая осень с дождем и промозглым ветром.

Вечер спускается на город.

Завтра сдавать зачёт. Прямо скулы сводит от этой мысли.

Впереди бессонная ночь.

Если завалю предмет, неизвестно еще будет ли пересдача до сессии, говорят преподаватель уезжает, поэтому досрочно и назначил.

Не вовремя — то как.

— Что нам теперь делать? — спрашивает Ника.

— Надо думать, — ровно говорю я.

— Нельзя думать, надо действовать, — её голос дрожит. — Мы должны выяснить, кто убил Звонаря. Любой ценой. Прежде, чем они доберутся до её ребёнка.

Молча снова отворачиваюсь к окну. Резко разворачиваюсь к ней.

— Я, тебе сочувствую. Но я под такое не подписывался. Меня Волков отправлял к фарцовщикам, что мог, я сделал. — Поднимаю указательный палец вверх. — Кроме того, узнал, что у Ольховской есть от Звонарёва ребенок.

Королёва бросает на меня сверлящий взгляд.

— Ника, не делай такое наивное лицо. Ты скрыла от следствия улику, которая может явиться мотивом преступления.

— Ты, о чем? — берет она себя в руки.

— Факты — упрямая вещь. Если ты считаешь, что их общий сын, это так себе информация, то говорить нам больше не о чем, — резко поднимаюсь с места, опрокидывая стул. Бросаю на стол бумажный рубль. — Надеюсь этого хватит.

— Макар, подожди! — хватает меня за руку.

— Я не работаю с теми, кто хочет использовать меня втемную, — выдергиваю руку.

— Мы договоримся, — торопливо говорит она.

От бешенства вена вздувается на шее. Круто разворачиваюсь.

— Я не собираюсь с тобой договариваться ни о чем. Я тебе не доверяю. Как