Гонка за счастьем - Светлана Павлова

— Я тебе нравлюсь? — спрашивает польщенный комплиментом отец.

— Еще бы! Даже Делон так круто не одевается, — Мари продолжает сыпать сомнительными комплиментами.

— А почему ты один?

— Я не один, с шофером, он паркует машину и скоро подойдет. Мы не знали, сколько у вас будет багажа, и решили, что Лере лучше остаться дома. Но она не теряет времени — занимается утренней гимнастикой и руководит Фенечкой, которая с утра пораньше уже на ногах и готовит все ваши любимые закуски.

— И ореховый торт?

— Ореховый торт со вчерашнего вечера пропитывается кремом на террасе.

— Ура! Сразу съем половину. Даже в Париже никто не умеет готовить такой классный торт.

— Как, мама ни разу не попробовала его приготовить, не побаловала тебя? Ведь Феня собственноручно выписала ей все рецепты…

— Мама раза два попыталась, и получилось даже съедобно, но все равно не совсем то… А новый бассейн уже работает?

— Еще как! Сама увидишь…

Подходит шофер, помогает загрузить вещи в машину. Отец с недавних пор перестал водить сам, объяснив это тем, что ездить по Москве из-за обилия машин и количества пробок стало накладно для психики. Это и к лучшему, потому что, действительно, даже выезд из Шереметьева оказывается не таким уж простым делом, и симпатичному Ленчику приходится проделывать филигранную работу, чтобы никого не задеть и благополучно выбраться на шоссе…

С окончанием моей размеренной в недавнем прошлом жизни мне стали все чаще сниться странные, абсолютно непривычные сны — какие-то сюрреалистические, обрывистые, почти всегда — бессюжетные, но так или иначе связанные с единственной объединительной конкретикой — моей любимой Москвой. Должно быть, ностальгия, ранее тщательно загонявшаяся мною вглубь, теперь наслоилась на свежие московские впечатления, освободилась от всех запретов и, не нарушая моих дневных из-одной-трубы-вливаемых-в-другую-выливаемых ритмов, стала приходить ко мне по ночам.

Не могу судить о всеобщем масштабе расслоения российского общества, но для человека, какое-то время отсутствующего, а потом вновь приезжающего в Москву, усугубление этого расслоения кажется невероятно стремительным, и усиливающиеся контрасты выглядят настолько ошеломляюще-полярными и качественно, и количественно, что эти подчас немыслимые, шокирующие впечатления, оседая, начинают неожиданно прорастать в причудливых сновидениях… Я могла бы сравнить свои сны с серией Гойи «Капричос».

Впечатлений для таких выхваченных из реальной действительности снов предостаточно — почти на каждом шагу. Жизнь обнажила и выплеснула на улицу все невероятные сложности и непотребства своего невиданного ранее многообразия, наводнив город полчищами несчастного вида непритворных инвалидов и умело прикидывающихся ими создателей особого вида бизнеса, неизвестно откуда взявшихся, вне пола и без возраста, кликуш и юродивых, полуразложившихся бомжей, опухших алкоголиков и наркоманов, беженцев всех мастей и оттенков, печальных одиноких старух у метро, возле магазинов и в других людных местах. С надписями на табличках, с устными душераздирающими текстами, с протянутой рукой, с исполнением куплетов и других музыкальных номеров, все они заняты одним — зарабатывают на пропитание кто как и чем может, истово вымаливая милостыню, пытаясь что-то продать или стянуть…

Мои фантастические сны или, скорее, обрывочные зарисовки, скетчи совершенно лишены красоты и покоя — какие-то многосерийные короткометражные ужастики с моим собственным неизменным участием… Я почему-то постоянно занята поисками внезапно исчезающих родных и близких мне людей, и происходит все это на фоне жутковатой городской жизни, о которой на самом деле я так мало знаю… Обычно я мечусь в этом неуютном окружении, в каких-то трущобных строениях — в поисках Мари, которая то появляется, то исчезает, и я, задыхаясь от ужаса, все время мчусь за ней… Иногда эти поиски и погони заводят меня в самую гущу странного столпотворения, и помогают мне именно они, непонятные, но такие близкие окружающие меня полубезумные персонажи…

То я пытаюсь отыскать свою дочь среди полчищ полураздетых, оборванных и грязных, похожих на беспризорников из фильмов о гражданской войне детей, ловко снующих между машинами по проезжей части. Меня не раз приводила в ужас предприимчивость этих бесстрашных юных каскадеров, с риском для жизни лавирующих на дорогах в поисках заработка, предлагающих водителям протереть стекла, купить напитки или какую-то печатную продукцию и также вполне профессионально вымогающих у них подаяние. Какой там Феллини — наша новая реальность переплевывает все фантазии!.. Раньше все это как-то регулировалось государством — призревалось, высылалось, закрывалось, лечилось, изолировалось… Теперь каждому предоставлялось выживать самостоятельно…

Иногда в своих снах я брожу по старой Москве вместе с отцом, как в детские годы, и он покупает мне шоколадное эскимо или мое любимое миндальное пирожное, но вдруг картина резко меняется, и отец — уже не прежний все знающий заботливый па из моего детства, а спившийся рыночный персонаж… Очевидно, сильные негативные впечатления, вперемешку со старыми страхами и фобиями, закрепляются глубоко и выливаются неожиданно — на уровне бессознательного…

Новоявленная действительность завораживает своей абсурдностью — разномастный, нередко антисанитарного вида российский коммерсант этой свежеобрушившейся волны развития капитализма, несмотря на магазинное изобилие, все еще бойко торгует лежащим на картонных коробках, деревянных ящиках, в ведрах, а иногда и просто на газетах, прямо на земле неизвестно откуда и когда добытым, засиженным мухами и заветренным товаром, который с большой натяжкой может быть отнесен к продуктам питания.

Эти виденные ранее картинки в моем последнем сне реализовались и вовсе уж странно — отец, отплясывая, делая невероятные па и пируэты, дирижирует на одном из таких рынков странным оркестром, состоящим из невиданных фаллосоподобных инструментов… Вокруг, как в муравейнике, всё в постоянном движении — люди, также извиваясь в каких-то эпилептических плясках, подлетают, подскакивают к продавцам, отпрыгивают, отлетают… Вновь появившиеся прицениваются, торгуются, платят, ругаются, кричат… Кто-то с кем-то уже сцепился — свистки, милиция, новые участники начинают окружать отца, потом его куда-то уводят, а его место занимает еще более экстравагантный дирижер — уже из оркестра… Звучит совсем уж невообразимая музыка, собирая новых слушателей и покупателей — все пребывает в процессе выживания, жизнь бурлит… Задыхаясь от бега, я просыпаюсь, чтобы потом, промучившись полночи, под утро забыться неглубоким сном, в котором снова мчусь за исчезающим отцом… Я почти догоняю его, но тут меня опережает Мари, откинувшаяся на заднем сиденье роскошного лимузина. Отец, отбросив от себя с десяток стражей порядка, ныряет в машину, за рулем которой теперь уже сидит моя дочь — эпатажно одетая и с немыслимым макияжем. Следующий наплыв этого сна уже финальный — Мари разделывается с группой преследующих известным старым способом — откупившись какими-то новыми банкнотами. Затем лимузин срывается с места и исчезает в сверкающей дали… как в виденном в глубоком детстве индийском фильме — сплошной контраст…