Гонка за счастьем - Светлана Павлова

— Тебя он очень любит и никогда не перестанет любить.

— Значит, все дело в тебе… это ты виновата? Ты выгнала его? Или ты его раньше чем-то обидела? Ведь он ушел первый…

— Я его не обижала, просто наша любовь начала понемногу исчезать…

— И исчезла совсем? Никогда не вернется?

— Трудно сказать. Поживем — увидим, а пока, я думаю, хорошо бы отправиться в путешествие и немного отдохнуть. Повеселить себя, любимых… Хочешь, поедем в Москву?

— Давай сразу, завтра же — на фиг эту дурацкую школу, она мне в этом году совсем не нравится, у училок, наверное, климакс или проблемы дома — как с цепи сорвались, придираются по мелочам, нервные, всем недовольны…

— Что-то ты слишком решительно выражаешься… как-то непривычно…

— Довели…

— Сразу поехать — не получится, обязательства на работе, мне ведь надо закончить семестр и аттестовать студентов… Но как только появится первая же возможность…

— И пойдем в цирк, в театры… на ипподром?

— Туда, куда пожелаешь…

Я увожу ее от трудной темы — разговор переключается на другое, и начинается обычный диалог матери и ребенка…

Какой-то замкнутый круг — первая для Мари травма также наносится не чужими людьми, а собственными родителями — только слишком рано, гораздо раньше, чем это было у меня…

А может, оно и к лучшему, в таком возрасте все легче воспринимается — я ожидала слез, трудных вопросов или, на худой конец, удивления, а удивляться пришлось мне — ее необыкновенной наблюдательности, чуткости и вполне философскому восприятию развода. Да, все мы продукты своей эпохи — в ее возрасте я даже не задумывалась над тем, в каких отношениях находятся родители моих одноклассников, да и дети были другие — никто открыто не обсуждал семейных проблем.

Хотя, может, такое спокойствие только на поверхности, а что там в глубине — кто знает, как никто не знает и того, к каким результатам приведет эта травма, как повлияет потом на всю ее жизнь…

* * *

Переехать к Клер не получилось — заболела Мари, пролежав сначала с гриппом, потом с пневмонией целый месяц. До этого мы подали на развод с устроившей нас обоих мотивировкой — сексуальная несовместимость, для ускорения процесса.

Наконец, Мари отправилась в школу, а на следующий день после этого с высокой температурой свалилась и я, надолго, с какой-то особой тяжелой формой гриппа, а когда встала на ноги, поняла, что начинать переселение — собирать чемоданы, устраивать кратковременное жилье, а потом снова съезжать — не готова ни физически, ни морально. Решила — лучше подождать, когда все будет закончено, сидя на обжитом месте, а квартиру можно продать и позже.

При полном согласии сторон развод проходит по известной схеме, где все прописано, но жить три месяца в ожидании его — занятие не самое приятное.

Наконец наступает этот день — сама процедура проходит как-то буднично, обыденно: задаются ожидаемые вопросы, следуют заранее продуманные ответы.

По решению суда Мари остается со мной, у Виктора есть право на посещение и контакты с ребенком по субботам и воскресеньям, проведение каникул определяется по совместной договоренности. Виктор обязан платить алименты до восемнадцати лет — совершеннолетия дочери, имущество, приобретенное в браке, делится пополам…

Виктор позвонил мне накануне развода и спросил о том, как бы мне хотелось провести этот день, полагая, что у меня могут быть особые желания. Слишком задумываться над тем, для чего ему это было нужно, я не стала, но, зная его характер, могу предположить, что такой вопрос был связан с его представлением о красоте расставания. Я вполне искренне сказала, что мечтаю лишь об одном — чтобы все поскорее закончилось и забылось. Хорошо, что дошло — больше он не пытался вступать со мной в контакт и после развода, к счастью, также ничего не стал предлагать и незаметно исчез. Наверное, отправился к своей мымре праздновать освобождение.

Хорошо, что не пришлось общаться, видеть его сейчас — выше моих сил. Меня ждет Клер, с которой мы вместе приехали и заранее договорились пообедать после завершения процедуры.

Как во сне, сажусь в машину с одной мыслью: все, я сделала это — оборвала последнюю нить, которая еще связывала нас. Теперь мне хочется только расслабиться и хоть на время забыть обо всем… Мне срочно нужна передышка… Сейчас пообедаю и поеду выкупать билеты в Москву, которые предусмотрительно заказала. Родителям позвоню завтра.

* * *

На следующий же день, собравшись с духом, звоню в Москву. К счастью, к телефону подходит отец, и после приветственной части с ходу произношу заранее заготовленный телеграфный текст — на детали я просто не способна:

— У меня две новости, па, — хорошая и так себе. С какой начать?

— Конечно, с плохой…

— Не сообщала раньше, потому что не хотела беспокоить. У Виктора уже давно другая женщина. Мы только что официально развелись. Переживать не стоит, такое иногда случается. Я — в полном порядке и уже купила билеты на среду. Через три дня мы с Маришкой будем в Москве. Это — плохая новость.

— А хорошая?

— Хорошая связана с нею же — решила, что раз уж свободна, то пора рвать когти, и это — не шутка, я действительно хочу перебраться в Москву. Поговорим обо всем при встрече.

Следует пауза, я слышу его дыхание и физически ощущаю, как он постепенно входит в смысл сказанного. Наконец, вникнув, он медленно произносит:

— Знаешь, маленькая, я, наверное, настолько постарел и поглупел, что даже не знаю, что нужно говорить в таких случаях… прости меня, девочка. Только, пожалуйста, не страдай, а постарайся побыстрее забыть случившееся… Думаю, что лучше Булгакова тут не скажешь — «…зачем же гнаться по следам того, что давно закончилось»… Я очень тебя люблю и приеду встречать…

Милый, старый папка, это — лучшая из твоих речей, на более длинную я и не готова… Да и утешал ты меня наверняка тем же, чем пытался забыться сам…

Я говорю, что тоже очень люблю его, поспешно прощаюсь и кладу трубку. Хороший совет, хоть и исходит от Воланда… а гнаться за прошлым мы и не будем, ни за какие коврижки…

Минут через пять раздается телефонный звонок.

«Господи, хоть бы не мама!» — думаю я.

Но это, конечно, она. На сей раз в умении владеть собой она превосходит самое себя — ровным голосом говорит именно те слова, которые соответствуют случаю:

— Нужно было сообщить нам все заранее — мы бы приехали поддержать тебя. Жаль, что тебе пришлось быть одной в это трудное время. Приезжай, мы ждем, ты не одна. Все обязательно устроится.

— Спасибо, мама.

Ни одного вопроса, лишнего слова, невыверенной интонации. Лишний раз убеждаюсь, что мне никогда не дотянуть до такого высочайшего уровня. Просто непостижимо, как моей матери удалось вылепить из себя такой совершенный образец: сплав элегантности, сдержанности и утонченного вкуса не только во внешнем облике, в умении одеться, организовать свое жизненное пространство — это умеют не все, но многие, а в умении владеть собой, в жестах, всегда верной тембровой окраске голоса, в модуляциях громкости… Эта несуетность, несколько величавая, но без излишнего высокомерия, некая отстраненность всегда ставили ее как бы немного над ситуацией, давали возможность понять, что она не просто посвящена, а разбирается в предмете гораздо глубже и тоньше собеседника. Все органично, стильно, без перебора. Современному русскому человеку такая манера почти не свойственна, она скорее вызывает ассоциации с потомственной английской аристократией.