Ева. Книга 2 - Ева Миллс

Он немного отодвинулся, освободив мне дыхание, но рук не разомкнул и его бедро осталось лежать на ногах.

– Ты меня соблазнила.

Я не видела его лица, уютно устроившегося у меня под подбородком, но слышала улыбку.

– Хочу ещё.

Он довольно фыркнул и слабо прикусил мою шею, это было приятно и до дрожи интимно:

– Кто-то очень, очень голоден?

Я не стала отнекиваться:

– Да. Ужасно голоден.

Его глаза уже были у моего лица, их темный блеск дурманил сильнее хмеля. Не отпуская взгляд, он поцеловал меня коротким, властным поцелуем, погружая язык глубоко в рот, на что тело мгновенно среагировало, подаваясь ему навстречу. Сжав горячими руками мои предплечья, он сразу их отпустил.

– Душ. Потом спальня. – не скрывая сожаления в голосе, поднялся и протянул руку.

Зажмурив глаза под сильными струями воды, приятно расслабляющими ноющее тело, я поняла, что улыбаюсь. Переспала с первым встречным. Для меня прежней такое было немыслимым. Распутная девка. Я ждала, что сейчас, когда угар в крови улегся, испытаю сожаление, неловкость и стыд, но странно, было легко и весело. Непреодолимое чувство правильности происходящего не проходило, эта колдовская ночь все еще влекла меня за собой. «Не думай». Запотевшее зеркало отразило девушку, чьи глаза горели, а губы были красны. Мокрые волосы вились по плечам, на щеках не осталось румян, но они все равно алели. Моя прекрасная незнакомка все еще была здесь. Бесстыжая и шальная. Приблизившись к стеклу, я поцеловала ее.

Мой спутник терпеливо ждал своей очереди ополоснуться. Я вышла, завернутая в полотенце, и, пропуская его вперед, мы обменялись на пороге жарким, быстрым поцелуем, молниеносно разогнавшим и не думавшую засыпать страсть. Негромко пробормотав на испанском «No dejes para mañana lo que puedes hacer hoy»[44], он увлек меня обратно в душевую.

Спустя минут тридцать мы-таки выбрались из ванной, и теперь я с недовольным лицом смотрела на платье. Надевать на свежее, слегка влажное тело скользкую, плотную ткань не хотелось. Я перевела взгляд на небрежно сброшенную поодаль мужскую рубашку. По сравнению со сковывающими движения нарядом она казалась маняще свободной. Так вот почему в фильмах женщины постоянно их напяливают на себя после секса! Никогда больше не буду думать, что это выглядит исключительно глупо. Спросить или надеть так? Пока я пыталась решить эту сложнейшую дилемму, он вышел в гостиную, сверкая голым торсом, одетый лишь в домашние штаны. Кудрявые волосы он скрутил в пучок, почему-то эта чисто женская прическа делала его особенно соблазнительным.

– Умираю, как есть хочу. А ты?

Как только он спросил, в животе заурчало. Не считая пирожного, я сегодня едва позавтракала.

– У меня там есть на кухне два стейка. – Он огладил меня взглядом с головы до ног, а потом улыбнулся. – Но если ты не накинешь на себя эту рубашку сию секунду, то уверяю, мы доберемся до них не скоро.

Поручив мне салат, сам он занялся мясом. Достал куски из какого-то соуса, будоражащий аромат лайма, чеснока и табаско заставил крылья носа трепетать, заметив это, он удовлетворенно хмыкнул. «Мой фирменный маринад с текилой». Обсушил аккуратные толстые ломти бумажными полотенцами. Взял мельницу для специй, стал крутить над широкой деревянной доской. Остро запахло пряным черным перцем. Перемолов достаточно, поставил нагреваться сковороду, смазал куски маслом, посолил и обвалял в приправе, легонько поколачивая по поверхности.

– Тебе какой прожарки?

– Все равно, но чтоб мясо было не розовым.

Изумленно он повернулся ко мне.

– Ты не шутишь? Полностью прожаренный?

– А что такого? Я не люблю мясо с кровью.

– Оно не с кровью! Оно…оно сочное! Я и сам не люблю blue, но держать на огне рибай-стейк больше трех минут… Все, что пережарено дальше, чем «розовый сок», похоже на галошу! Только дети едят well done.[45]

– Ну значит, я ребенок! – этот разговор меня сердил. Тоже мне, кулинарный гурман выискался. – Делай себе как хочешь, а я поем салат.

Я видела, что у него уже готов возмущенный ответ, но сковорода совсем нагрелась, дальше медлить было нельзя. Он отвлекся от спора, налил масла, уложил мясо, сразу же аппетитно зашкворчало, мой рот наполнился слюной.

– Хотя бы medium? Прозрачный сок? – его лицо было таким нарочито умоляющим, что я рассмеялась.

– Если в нем будет хоть намек на кровь…

– Сделаю все в лучшем виде! – он поцеловал кончики губ, знаменуя, как именно, и отвернулся к плите. Стейки не терпят невнимательности.

Когда мы приготовились есть, на его лице застыла такая гамма эмоций, свойственная лишь повару, ожидающему вердикта дилетанта на бесподобный шедевр, что я не сдержала улыбки и приготовилась убедительно солгать даже в том случае, если будет невкусно. Он заслужил симуляцию кулинарного оргазма. Но изображать ничего не пришлось. Говядина получилась такой нежной и тающей, и так тонко раскрывалась на языке букетом специй, что я прикрыла глаза от удовольствия. Глотнув вина, заранее налитого в бокалы, я прищурившись посмотрела в его торжествующее лицо.

– Признаю, ты действительно умеешь жарить мясо.

Нахально ухмыльнувшись, он не отвел взгляд.

– Ты следующая.

Откровенность шутки догнала не сразу, а поняв, я медленно начала заливаться краской. Чтобы спрятать пылающее лицо, схватилась за бокал, осушила до дна. Ему понравилось мое смущение, и он снова усмехнулся, но больше не стал дразнить.

Мне навсегда врезался в память этот ночной ужин, да и весь тот день я прячу в своих воспоминаниях как одну из любимых драгоценностей, бережно храня детали. Вот мы сидим друг напротив друга и о чем-то болтаем – удивительно, как находятся темы! Он рассказывает мне про фильмы – почти ничего я не смотрела, но читала произведения, по которым они были сняты и вот мы уже спорим до хрипоты, обсуждая экранизации, выясняя, что же получилось лучше, и оба готовы вспылить, а потом вдруг понимаем, какие же это пустяки и обескураживающе хохочем. На просторной кухне полумрак и уютно, и так здорово просто быть там и никуда не хотеть, не спешить, всем существом своим понимать, что пусть это всего лишь очарование ночи, которое исчезнет с рассветом, но здесь и сейчас с этим человеком в этой квартире – моё место, моё счастье.