Полночный тигр - Свати Тирдхала

Кусочки головоломки сошлись в голове. Он – солдат из Красной крепости, что очевидно благодаря бронзовым доспехам. Обычная пехота носила кожаные.

Куналу было легко забыть о репутации солдат Крепости, так как большую часть времени он проводил, скрываясь в ее стенах либо воюя за их пределами. Он вспомнил, как Эша отпрянула прочь в первый миг знакомства. Было ли это сделано напоказ?

Осознав это, он нахмурился, но попытался принять более непринужденную и приветливую позу. Внутри кольнуло сожаление, что солдат встречают именно так.

– Я настаиваю. Путь был долгим, и я до смерти устал от пайка.

Кунал улыбнулся. Лавочник, немного успокоившись, пригласил пройти за ним в заднюю часть палатки. С бурчащим на всю палатку животом Кунал выбрал еду, подходящую для путешествия, – сушеные манго, мягкие лепешки и жареные пирожки с зеленым горошком. Свежих продуктов было на удивление мало. То, что лежало на застеленных льняной тканью столиках, было сухим, вялым и сломанным. Тонкие побеги сахарного тростника, чахлые баклажаны и окра.

Соседние торговцы уставились на происходящее во все глаза и окружили палатку. Кунал предположил, что их внимание привлек солдат, готовый платить, но в сверкании их взглядов было что-то лихорадочное.

Все они выглядели тощими, до крайности тощими, и вблизи Кунал заметил потрескавшуюся кожу на руках и отчаяние, с которым они тянули руки к проезжим, предлагая свои товары.

Он заколебался, но заговорил прежде, чем осознал это.

– Хозяин, а через ваш город проезжало много солдат?

– Нет, нет, – ответил лавочник, тряся головой. Кунал не отводил глаз, и тот запнулся, хотя и не отступил.

У него явно что-то было на уме, и Кунал ощутил прилив любопытства.

– Хозяин, можете говорить свободно. – Кунал смягчил голос и повертел инжир в пальцах. – Мне просто интересно. В последнее время я не слишком-то много ездил.

Невысокий мужчина, годившийся ему в деды, внимательно осмотрел Кунала. Тот выпрямился, желая выглядеть достойно в глазах собеседника.

– Да, тут много солдат побывало. Но им у нас больше не рады. – Лавочник придвинулся ближе. – Последний отряд украл нашу драгоценную воду, а она стала редкостью с тех пор, как Бхагья пересохла. Это знак немилости Матери-земли. Нельзя им было рушить узы «джанма».

Стало ясно – мужчина собирался продолжать, но остановился.

Хотя кончики его кудрявых усов дрожали, он выдержал взгляд Кунала, и тому захотелось отвернуться.

Генерал говорил солдатам: засуха – это временная трудность, сбой. И не существовало причин оспаривать утверждение – Крепость брала еду у торговцев, а не с полей, и торговцы всегда имели возможность удовлетворить все нужды солдат.

Им присвоили такую привилегию в отличие от прочих городов.

Он не понимал, что узы были до такой степени нарушены – даже не задавал вопросов.

– Узы «джанма» – вещь непокорная, творение богов, чистая правда. Но даже мой внук знает, что для ритуала нужна кровь женщины из Самьядов и мужчины из Химьядов. Как же король… – Лавочник быстро умолк, поняв, что его речи граничат с изменой. Он слегка пошел на попятную.

Однако Кунал не разозлился из-за его слов – только расстроился и задумался над тем, знает ли король о происходящем. Мысль была отрезвляющая, из тех, что никогда раньше не приходили ему в голову.

– Мы защитим оставшиеся водоемы. Уджрал не запугать.

Защитят водоемы.

Кунал знал, что солдаты могли вести себя нагло, целеустремленно – но отнимать у тех, кто столь явно нуждался?

Он хотел бы не думать об этом, но выражение лица лавочника невозможно было забыть. Твердую, мрачную линию рта, страх в глазах, которые видели слишком много. Кунал не знал, что сказать.

Армии поручили охранять свой народ. А вместо этого солдаты Крепости подвергли его опасности. Они провалили задание – он его провалил, даже не зная об этом.

Гнев закипел в груди.

Если он станет командующим, то обретет власть, чтобы изменить все это – напомнить солдатам об их клятвах, вернуть понятие о чести, добиться справедливости для неимущих. На этом посту он мог бы изменить мир к лучшему.

Все, что он смог предпринять, – схватить руку лавочника и склониться над ней, прижав пальцы к груди.

– Вам нечего меня бояться, клянусь честью как дитя Нарии, – сказал Кунал, прибегнув к старой, выученной у матери клятве.

Глаза лавочника на миг расширились, словно он не мог поверить, что слышит такую старинную формулу верности от солдата Крепости. Но взор его смягчился, и он обнял Кунала за плечи, отвечая на клятву.

Резкий треск послышался из глубины палатки, и Кунал вздрогнул. Он вскинул голову и потянулся к ножам, заткнутым за кушак.

– Что это?

Лавочник нервно оглянулся на закрытую часть палатки, и Кунал двинулся туда, чтобы проверить, не означает ли этот шум угрозу.

Он почти вошел туда, когда лавочник вырос на пути.

– О, ничего, ничего страшного. Наша печка порой издает странные звуки.

Но в палатке было прохладно. Кунал, покосившись на мужчину, надавил на стенку, откуда исходил звук, и заметил небольшое отверстие – словно в спешке прикрыли холщовый клапан. Держа наготове нож, он потянул…

И оказался в маленькой комнате в окружении девочек. Женщина средних лет сидела впереди на скромном деревянном стуле, подняв руки в воздух. Ее голос был глубоким и певучим.

– Говорят, будто боги предвидели разрушение уз «джанма» и запланировали рождение принцессы Рехи, ибо ей суждено стать нашей спасительницей. Летним утром во время первого посещения Гвали Махир Химьяд, будущий король Дхарки, увидел прекрасную девушку, которая прогуливалась по дворцовым садам, и поклялся завоевать ее сердце. Только потом он обнаружил, что девушка – это Гаури Самьяд, принцесса Джансы и младшая сестра правящей королевы. Любовь на века – такая, что соединила два народа.

После свадьбы и рождения сына, ставшего наследным принцем Дхарки, на свет появилась Реха. Девочка, имевшая право на престол Самьядов. Умная и добрая малышка проводила время в библиотеках и конюшнях во дворце Матхура. Годы проходили мирно, и Джанса, и Дхарка процветали, люди жили счастливо. Они и не подозревали, что ждет впереди.

Говорят, что в Ночь слез сами боги рыдали от гнева. Небеса сотрясала буря, муссон хлестал так яростно, что воздух стал мутно-серым. Королева Шилпа погибла, как и все ее близкие. И, по злосчастному стечению обстоятельств, принцесса Реха также находилась во дворце – она приехала к тетушке с визитом, чтобы изучить свое происхождение и данные по рождению права.

Щиты Сенапа ворвались в комнату принцессы Рехи, их украшенные камнями браслеты сверкали даже во тьме той ночи, их шаги грохотали по мраморным полам дворца. Но кто-то ее предупредил. Принцесса убежала из комнаты, проскользнула через туннели под Гвали и исчезла в ночи.