Тридцать три несчастья - Марина Константинова

Они потихоньку вышли из зала, поднялись на второй этаж в бильярдную, но там Мельницкий разделывал в пух и прах продюсера Пупкова, и за этой битвой наблюдали еще человек пять.

— Давай сюда! — Кирилл схватил Лизу под руку и втолкнул в соседнюю дверь.

Они оказались в кромешной темноте в танцклассе. Это было небольшое помещение, оборудованное зеркалами и балетным станком. Два раза в неделю «птенцы» здесь занимались с хореографом.

— Ну, что там за контракт? — Лиза потянулась к выключателю, но достать до него не успела.

Через секунду она билась под ним на деревянном полу. Еще через пять минут все было кончено.

— Считай, что сделка состоялась. Надеюсь, тебе понравилось, — застегивая брюки, довольно произнес Кирилл.

— Ты, сволочь, — Лизу трясло, — да я тебя по стенке размажу!

— Ну да? — Кирилл слегка пнул ее в живот. — Интересно, как?..

— Завтра же все расскажу…

— Давай, давай. А лучше прямо сейчас. А я скажу, что пьяный был, и ты сама меня домогалась. Твое слово против моего. Кому Любаня поверит?

Лиза не сомневалась, кому поверит Любаня. Она промолчала.

Кирилл вышел, и не успела Лиза привести себя в порядок, как снизу донеслось его похабное ржание.

Используя этот гнусный шантаж, он еще два раза заставил ее переспать с ним. Вскоре она ему надоела, и он сам оставил ее в покое. Но она не забыла и не простила.

И вот наконец такой шанс! И ему отомстить, и себе помочь. Лучшего варианта просто не придумать!

С колотящимся сердцем Лиза продолжала слушать чужой разговор, доносящийся из окна.

— А чего же она тебя ищет?! — Оленька перешла на визг. — И меры принимает?

— Да с чего ты это взяла? Кто тебе эту хрень навешал? Я же сказал ей, что ухожу от нее!

— Да вся «Атлантида» на ушах! Выходит, она не знает, где ты… Ты у меня просто отсиживаешься!

— Да пошла она! Я не обязан ей докладывать! Где хочу, там и живу. Сказал же тебе — мы раз-во-дим-ся!

Но Оленьку было не остановить:

— А почему на тебя в розыск подали?! Тебя менты по всей Москве ищут. С ними ты тоже разводишься?!

— Менты?! — Кирилл дал петуха. — Очумела?

У Лизы над головой хлопнуло закрывшееся окно. Разборка продолжалась, но слов было уже не разобрать. Но услышанного было вполне достаточно. Лиза тихонечко выбралась из своего укрытия, запомнила номер дома и уехала.

Любка отчаянно замерзала. Этот придурок, ее сменщик Володька, недоученный пэтэушник, сжег обогреватель. У него не хватило ума позвонить ей и предупредить, чтобы она захватила из дому свой. И вот теперь ей предстояло до восьми утра сидеть в арктическом холоде и зарабатывать воспаление легких. Чтобы хоть как-то согреться, Любанька открыла бутылку «Столичной» и попивала водку, тоскливо глядя в экран черно-белого телевизора «Юность». Покупателей почти не было, да Любаньке было и не до них.

Час назад она выскочила на улицу и позвонила Кириллу из автомата. Тот категорически отказался привезти ей обогреватель, заявил, что срочно уезжает по делам — это на ночь-то глядя! И вообще он посоветовал ей закрыть ларек и уматывать домой.

— Но, Кирюша, миленький, я же не могу вот так все бросить… Лерка может в любой момент приехать с проверкой, и потом, выручка… — всхлипывала окоченевшая Любанька.

— Любка, ты меня достала! Твоя жадность тебя погубит. Все, мне некогда. Пока.

Жадность! Это у нее-то, у Любки, жадность?! Любанька глотала горькие слезы и запивала их водкой. Ей многое приходилось терпеть от Кирилла, но подобной несправедливости она не ожидала.

Уже четыре месяца она мучилась в этом проклятом ларьке, и на ее зарплату жила вся семья. Кирилл получал небольшие деньги в своем банке, но никогда не отдавал в дом ни копейки. Однажды она попыталась поговорить с ним, но ответ был один:

— Мне нужны карманные деньги! Дома я только завтракаю, я должен на что-то есть, плюс транспорт. Сама понимаешь…

В дверях появился Колян:

— Мог бы ужинать дома. И вместо такси ездить в метро.

Зависла пауза. Кирилл спокойно закурил, закинул ногу на ногу и уставился на Коляна холодным, наглым взглядом:

— Устами младенца, да?.. Не рановато ли реплики отпускаешь?

Неожиданно он заорал:

— Не смей лезть в мои дела, гаденыш!!

Люба даже охнула. Колян смолчал, сжал кулаки и вышел.

С тех пор они не разговаривали, а Любанька металась между двух огней.

Дом напоминал коммуналку, где все друг друга ненавидят, соблюдая лишь внешние приличия.

Обида переполняла Любаньку, она не заслуживала подобного хамства, но особенно жалко ей было Коляна, вся вина которого заключалась в том, что он уже начал кое-что понимать.

Подвалили какие-то мужики, долго суетились, приставали к ней с расспросами, но купили всего лишь пачку сигарет.

«Вот, блин, только холоду напустили!» — зло подумала Любанька и захлопнула окошко. Через пять минут еще кто-то поскребся в стекло. Закоченевшим пальцем в обрезанной шерстяной перчатке Любка открыла задвижку, и в растворившееся оконце просунулась голова в мгновенно запотевших очках. Обдав Любку винными парами, прокуренный женский голос произнес:

— Девушка, у вас тут, это самое… шампанское есть? Только чтобы полусладкое.

«О господи, вот я и засветилась!» Любка сразу узнала свою знакомую ассистентку по актерам с «Мосфильма» Таньку Гаврилову.

Не виделись они уже лет семь, и Любаньке было неприятно обнаружиться в качестве ларечной торговки.

«Может, не узнает». Любанька повернулась к ней спиной, доставая с полки бутылку. Но та уже протирала очки, готовясь расплатиться.

— Вот черт! Любка! Ты, что ли? — изумилась Гаврилова. — А я, это самое, смотрю, ты это или не ты…

— Да я это, я. Здорово, Танюха, — призналась Любанька. — Вот твое шампанское. Бери.

— Эге! Да мы с тобой сейчас его и разопьем! Ну, чего меня на морозе-то держишь?

Люба попыталась возразить, но Гаврилова уже ломилась в дверь. Пришлось отпереть.

— Ну надо же! — похлопывая себя варежками по бокам, стрекотала Гаврилова. — А мы тут в «Пекине», это самое, интерьер выбирали.

— Ну и как? Успешно? — нехотя улыбнулась Любанька.

— А то как же! Выбрали. А потом и набрались! Ха-ха-ха! — закатилась Гаврилова от своего каламбура. У нее изо рта шел пар, и она зябко притопывала по промерзшему настилу. — Что-то у тебя не жарко… Курить-то можно?

— Кури, конечно, — Люба придвинула к ней жестяную банку, служившую пепельницей, и достала пластмассовые стаканчики.