Волшебный корабль - Робин Хобб

Покамест она держала язык за зубами. Прошлым вечером, когда Уинтроу привезли на борт, Кайл не привел его к ней. Нет, Уинтроу швырнули в его былое место заточения — канатный рундук. После чего Кайл явился к ней сам и стал хвастаться пленением сына. Громким голосом, так, чтобы слышали все матросы на палубе, он поведал Проказнице, как обнаружил своего сына, ставшего рабом, и купил его для корабля. Когда они выйдут из гавани, сказал Кайл, он велит притащить мальчишку к ней — и пусть она с ним поступает, как найдет нужным. Потому что — во имя треклятых зенок Са! — с него, отца, уже хватит!

Он говорил и говорил, все более раздражаясь ее молчанием и пустым, ничего не выражающим взглядом. Голос Кайла от ярости становился все громче, пока изо рта не полетела слюна. Порыв ветерка донес до нее запах спиртного… «Вот так, — подумалось ей. — Мало мне всего прочего, теперь Кайл Хэвен уже пьяным на борт приходит…»

Они с Уинтроу были для него все равно что частями механизма. Сооружения из канатов и блоков, которое, если его однажды наладить, будет потом так и работать… Да и то: будь они, к примеру, скрипкой и смычком, он колотил бы и колотил одним по другому — и бранился на чем свет стоит, требуя музыки.

— Я купил тебе поганого никчемного мальчишку! — завершил он свою обличительную речь. — Ты этого хотела. Ты получила это. Теперь на нем твое клеймо — и он твой до последнего дня своей жалкой гребаной жизни! — И он повернулся идти, но вдруг остановился и зарычал на нее через плечо: — А ты — ты лучше этим удовлетворись! Потому что я больше не намерен тебя ублажать!

И только в этот миг она наконец расслышала в его голосе ревность. Когда-то он жаждал и домогался ее, страстно желая заполучить прекрасный и дорогой корабль — воистину, самое редкостное и дорогое судно на свете. С таким судном человек становится членом братства избранных — тех, кто правил живыми кораблями и торговал диковинами с реки Дождевых Чащоб. Тех, кому бешено завидовали капитаны простых кораблей. Кайл знал ей цену, он желал ее, ухаживал за нею. Он прогнал Альтию и вообразил, будто избавился от всех соперников. Но ей все его знаки внимания оказались без надобности. Она тянулась не к нему, а к маленькому паскуднику, даже не умевшему ее оценить!.. Вот Кайл и вел себя точно отвергнутый любовник. Его надежда полностью завладеть ею таяла на глазах. И из осколков этой мечты произрастала лишь ненависть…

«Ну что ж, — холодно сказала она себе. — Взаимность у нас полная».

Дать определение ее нынешнему чувству к Уинтроу оказалось сложнее. Более всего оно напоминало то, что Кайл чувствовал к ней самой…

На другое утро через поручни к ней наклонился Майлд. И незаметно (как ему казалось) сунул за щеку небольшой комочек циндина. Проказница нахмурилась. Ей не нравилось, когда он пользовался дурманом: это мешало ей четко воспринимать его. С другой стороны, Проказница понимала, почему именно сегодня ему понадобилось зелье. Она дождалась, пока он убрал остаток палочки за отворот засученного рукава, и негромко обратилась к нему:

— Майлд. Скажи капитану, что я желаю видеть Уинтроу. Немедленно.

— Ой, Са-а! — вырвалось у него. — Кораблик, ты что, со свету сжить меня хочешь? Можно, я просто ему скажу, что ты переговорить с ним желаешь?…

— Нет. Потому что я не желаю с ним говорить. Вообще не хочу. Мне просто нужно, чтобы Уинтроу сюда привели. Прямо сейчас.

— Ой, ну пожалуйста, — взмолился юный матрос. — Он и так уже в мыле весь, потому что каким-то «расписным» в трюме вроде как поплохело. Торк говорит, они притворяются. А сами они утверждают, что все как есть перемрут, если их куда получше не переведут…

— Майлд. — Больше она ничего не добавила, но тон ее голоса сказал ему все.

— Слушаюсь, госпожа…

Ждать пришлось недолго. Кайл промчался по палубе и вскочил на бак, чтобы зло спросить:

— Ну? Чего тебе еще надо?

Она хотела промолчать, потом передумала.

— Уинтроу. Как тебе, должно быть, и передали.

— Позже! Когда выйдем в море и паршивый щенок не сможет заново сбежать с корабля!

— Сейчас.

Он ушел, не сказав больше ни слова.

Проказница все не могла разобраться в своих чувствах к Уинтроу. Она была, без сомнения, рада, что он снова с нею. Но радость проистекала из себялюбия, и она это хорошо понимала. И то, что он отверг и бросил ее, а она все равно ему радовалась, — это было унизительно. «Где моя гордость?…» — спрашивала она себя. Ибо в тот же момент, когда он объявился на ее палубе — грязный, измученный, полубольной от отчаяния, — она тотчас возобновила свою связь с ним. Буквально ухватилась за него и за все, что было в нем от Вестрита, — только так она могла снова стать самой собою… И, действительно, ей сразу стало гораздо лучше. От него истекала определенность, некое подтверждение ее личности. Раньше она этого не осознавала. То есть она знала, что они с ним накрепко связаны, но всегда думала об этой связи как о «любви», так ценимой людьми. А теперь… теперь она была не уверена. И даже задумывалась, а не было ли какого зла в том, что она так за него цеплялась, черпая из него ощущение собственной личности. Может, это-то он всегда в их связи и чувствовал? И от этого-то и пытался сбежать?…

Жуткое было состояние — так отчаянно в ком-то нуждаться… и одновременно гневаться на то, что подобная нужда существует. Проказница не желала жить этаким паразитом, чья полноценность зависит от другого. И она решила выяснить отношения: прямо спросить, не оттого ли Уинтроу от нее бежал, что видел в ней… духовного кровососа. Она очень боялась, что он скажет ей: да, это правда, ты только берешь у меня, ничего не давая взамен!.. Но, как ни было ей страшно, она все же собиралась задать этот вопрос. Потому что она обязана была знать. Знать, есть ли у нее своя собственная жизнь и душа? Или она… всего лишь тень мертвых Вестритов?…

…Она дала Кайлу Хэвену еще несколько минут сроку. Но он так никого и не послал к двери Уинтроу.

Невыносимо!

Проказница еще раньше заметила, что груз в трюмах был распределен не вполне равномерно. Оно и понятно: команда в первый раз грузила на борт людей. Неравномерность была небольшая, с нею вполне можно было примириться… но можно было и не примиряться. Она вздохнула… а потом слегка переместила свой вес. И начала крениться на правый борт. Немного, очень немного… Но Кайл был в некоторых отношениях капитаном не из последних. А Гентри — очень даже хорошим старпомом.

Кто-нибудь из них обязательно обратит внимание на крен. Придется им перед отплытием пересортировать груз… Тогда-то она им и устроит крен на левый борт. И, может, даже якорь по дну немножко протащит… Проказница хмуро смотрела вдаль, на берег. Растущий крен превращал белые башни Джамелии в тусклую скорлупу выеденных яиц. Она переваливалась с боку на бок вместе с естественной качкой, усиливая ее, делая заметнее…

Она ждала.

Они сидели вместе в просторной затемненной кухне… «А ведь когда-то мне здесь нравилось», — подумала Кефрия. В детстве она очень любила приходить сюда с матерью. В те дни Роника часто устраивала застолья для близких друзей, и ей доставляло особое удовольствие самолично готовить еду, которую она собиралась подавать гостям. Когда наступал такой день, кухня наполнялась жизнью… Мальчишки, ее братья, играли в кубики, устроившись под громадным деревянным столом. А она забиралась на табуретку и следила, как ее мать смешивала пряности, готовя маленькие мясные рулетики… И помогала Ронике чем могла: чистила крутые яйца, вынимала из коричневых шкурок слегка распаренный миндаль…