Первая формула - Р. Р. Вирди

камень, то на меня обрушилась целая лавина. Неужели я разминулся с ними всего на несколько минут? Зачем они сюда пришли? Сколько людей погубили? Истории… Ашура рассказывал о тайных историях, когда пришел покончить с моей семьей. Неужели в Ампуре разболтали секрет, который они хранили под семью замками?

Почему несколько домов устояло перед их яростным натиском?

Наверняка кто-то из жителей деревни выжил. Они расскажут, что здесь случилось. Я встрепенулся и, выскочив из фургона, поскользнулся на покрытой ледяной коркой земле. Взмахнув руками, сильно ударился о колесо и все же обрел равновесие. Болел каждый сустав, саднили раны, однако я сжал зубы и выпрямился. Надо обойти деревню.

– Эй, мальчик! – прошипел лудильщик и попытался ухватить меня за плащ. Я ловко увернулся. – Мальчик, иди-ка сюда!

– Ари, черт тебя побери, кровь и пепел… – Ради дал петуха, соскользнув с фургона и едва не упав на самый край горной тропы. Еще чуть-чуть – и полетел бы в пропасть. – Да подожди ты, черт! – Он скинул с плеча мандолину и забросил в заднюю часть грузового отсека. – Лудильщик, ты же останешься здесь? Последишь за инструментом? Это подарок, драгоценная штука, единственная, которая для меня что-то значит. Если ее сохранишь, я позабочусь, чтобы ты получил достойное вознаграждение.

Он метнул на меня выразительный взгляд. Ага, понятно, кому придется раскошелиться.

Впрочем, ерунда. Я готов был заплатить эту скромную цену, лишь бы иметь возможность опереться на плечо друга.

– Мне не нужно повторять дважды. – Патар скрестил руки на груди и положил ногу на ногу. – Я обещал, что отвезу тебя обратно, мальчик, и боюсь, не сумею выполнить эту задачу, если не останусь в фургоне. Я намерен отъехать за границу деревни, а ты через день вернешься и меня разыщешь. Годится? Если не придешь – я оставлю вас здесь помирать, раз уж вы такие чокнутые!

– Два дня! Дай мне два дня, Патар. Прошу тебя! В Ампуре еще могут быть выжившие. Им нужна помощь; может быть, придется доставить их на фургоне в Вольти. Подожди нас за деревней…

Лудильщик пожевал губами, и его взгляд сказал мне, как ему не терпится уехать прямо сейчас, не пытаясь выяснить, что здесь на самом деле приключилось. Плюнув в снег, он наконец сдался:

– Ладно. Конечно, подожду. Никто не скажет, что лудильщики, мол, не ценят жизнь человеческую. Никто и никогда не говорил, что мы не помогаем людям. – Он словно разговаривал сам с собой.

Я его поблагодарил, крепко сжал в руке посох и, нащупывая дорогу, побрел по ухабистой тропе. Высокие ботинки более-менее защищали от снега и воды, однако ноги замерзли быстро.

Ближайший к нам дом превратился в бесформенную груду камней, сквозь которые пробивались языки огня. Кругом валялась раскаленная докрасна битая черепица. Я остановился как завороженный, вспоминая свой театр и вдруг заметил кое-что в самой середине завала.

Кости… Плоть выгорела, однако скелет еще не обратился в уголь. Я разглядел руки, сжимающие глиняную куклу, когда-то ярко раскрашенную, а теперь черную.

Кровь Брама, это же ребенок!

Я отвел взгляд. Камни, рассыпавшиеся по двору, светились красным. Внутри у меня все перевернулось, и я сделал несколько шагов к следующему, пока не обрушившемуся дому, будто кукла, которую дергают за ниточки.

Земля содрогнулась, и снег вокруг сполз вниз.

– Дурной знак… Что это, черт возьми, было? – Ради оглянулся, недоумевая, что могло встряхнуть почву под нашими ногами.

Я не знал, да и знать не хотел. Заковылял дальше, опершись всем телом о посох. Уцелевший дом стоял совсем недалеко. Дверь цела, хотя одно крыло снесло с фундамента, словно ударом огромного молота. Мне пришла в голову мысль о каменной глыбе, скатившейся с горы и сокрушившей угол здания. Не исключено, что кто-то из жильцов выжил…

– Я иду внутрь.

– Пепел и зола, Ари! А если тот, кто устроил пожар, – здесь, скрывается в доме?

Предположение Ради звучало разумно, однако мог ли я ему сказать, что именно на это и рассчитываю?

Подойдя к двери, я постучал в нее концом посоха:

– Эй! – Из дома не послышалось ни звука. – Есть кто живой? – Я ударил в дверь несколько раз подряд, пытаясь не напугать тех, кто мог прятаться внутри.

Тишина…

Тяжело сглотнув, я повернул ручку. В дом заполз холод, заставив скрипнуть его деревянные части.

Ни крови, ни знаков пребывания Ашура. На стенах висели капли воды; часть крыши провалилась в комнату. Я видел все словно в тумане.

В углу что-то треснуло, и мое сердце на секунду ушло в пятки. Я перехватил посох и занес его над головой, как меч. Палка по всем статьям уступала боевому оружию, однако другого у меня не было.

Снова треск дерева, и еще… Похоже, скрипит пол под моим весом? Я быстро убедился в своей ошибке: в углу зашевелилась половица. Приподнялась буквально на волосок – и тут же опустилась обратно.

Люк в подвал? Я бросился вперед, но половица стояла как влитая. Мог ли кто-то подглядывать за нами в щелку? Вариантов было два, и последний из них грозил мне яростной схваткой, которой хотелось избежать. Я опустил посох и тихонько постучал в крышку люка:

– Эй! Я не причиню вам вреда! Меня зовут Ари, я ученик…

Половица поднялась, едва не выбив посох из руки. В открывшееся отверстие выскочила девочка и, не рассчитав силы, врезалась мне головой в живот.

Я упал на пол, разевая рот, словно снулая рыба. Ушибы, полученные в стычке с Нихамом, отозвались во всем теле тупой болью.

– Ари? – Ее голос потряс меня до глубины души. Я знал эту девочку!

Наконец в глазах прояснилось, и я уставился на ее пепельные волосы и перепачканное лицо. С ней мы ехали из Кешума в Гал.

– Лаки?

Она закивала:

– Что ты здесь делаешь?

Я бессвязно пробормотал несколько слов и наконец обрел дар речи:

– До меня дошли слухи, что в Ампуре случилось несчастье, и я приехал поглядеть своими глазами. Что произошло в деревне? Что ты видела? Они тут были?

Девочка одними губами повторила: «Они?..» И по ее лицу я понял, что Лаки об Ашура не имеет ни малейшего понятия. Бедняжка покачала головой:

– Оно вернулось, а больше здесь никого и не было.

– Оно? – Я попросил ее жестом слезть с меня и поднялся на колени, потирая ушибленное ребро. – О чем ты говоришь, Лаки?

В люке показалась еще одна голова. Женщина, лет шестидесяти… Грязно-белые, давно потерявшие молодой блеск волосы больше напоминали старую золу. Лицо источено суровыми ветрами, кожа бледная, с резкими морщинами, словно неухоженное кожаное седло. А вот глаза теплые,