Древнейший - Роберт Энтони Сальваторе

Кадайль посмотрела на Брансена. Даже обличье Цапли не могло скрыть его язвительную усмешку. Им обоим было известно, что на юго-востоке абелийские церкви столь же преданно служат Этельберту, как здесь, на северо-западе, — Делавалу, причем в полном согласии друг с другом, несмотря на такой прагматизм.

Едва Каллен успела закрыть дверь гостиничной комнаты, как Брансен схватил гематит и закрепил его на лбу под черной шелковой маской.

— Корсары, — проговорил он твердым голосом, в котором не осталось и намека на Цаплю. — Обыкновенные наемники.

— Что это ты задумал? — спросила Каллен.

— Догадываюсь. Мой муж рассудил, что награбленное добро слишком опасно держать в седельных мешках на спине бедняги Дулли, — ответила Кадайль.

Брансен кивнул.

— Сначала я хотел раздать это богатство простому народу, но испугался, что некоторые драгоценности будет легко узнать, — пояснил он. — Никому больше не пожелаю таких страданий, какие вынесли вы в плену у владыки Прайда из-за украденного ожерелья, которое я подарил Кадайль.

— Не нужно напоминать мне об этом, — заверила его Каллен. — Разве я не просила тебя выбросить украденные деньги и украшения в реку, да и дело с концом?

— Теперь я намерен примерно так и поступить.

— Отдав сокровища пиратам, чтобы те надули лорда Делавала? — уточнила Каллен. — С каких это пор ты сдружился с Этельбертом?

— По мне так пусть они хоть поубивают друг друга, — возразил Брансен. — Но разве не заманчиво перекупить будущих союзников Делавала богатством этого дурака Иеслника?

— Столь же заманчиво, как Цапля, который становится народным героем и костью в горле у правителей? — спросила Кадайль.

Брансен, надевавший в этот момент свою черную рубаху, на секунду остолбенел и уставился на жену. Та лишь пожала плечами и одарила его ласковой улыбкой. Ее замечание, конечно, задело его, но Кадайль была единственным человеком, который заслужил право разговаривать с ним и в гораздо более резкой манере. Ее прямолинейность в отношении Цапли не могла обидеть молодого человека, ибо лишь Кадайль поддерживала его, пока не появился Разбойник, пока Брансен не обнаружил, что волшебство душевного камня может избавить его от мучительного плена физической немощи.

Он облачился в черное одеяние, привезенное матерью из Бехрена, не забыв прикрыть полоской ткани характерное родимое пятно на руке, взял свой великолепный меч и, держа его перед глазами, стал благоговейно рассматривать затейливые виноградно-цветочные узоры на сверкающем лезвии. К северу от хребта Пояса и Пряжки второго такого клинка не было. Разве что некоторые мечи мистиков Джеста Ту могли сравниться с этим. Вид прекрасного оружия напомнил Брансену о том, что однажды ему предстоит отправиться туда, в Облачный Путь, чтобы постичь учение мастеров.

Он спрятал меч обратно в ножны, закинул его за спину, схватил седельные мешки, набитые сокровищами Иеслника, перекинул их через плечо и направился к небольшому окну. Выглянув из-за тяжелой занавеси, Гарибонд убедился в том, что солнце уже заходит.

— Капитаны каперов, наверное, на берегу, — сказала Кадайль.

— Я найду их, — пообещал Брансен, и женщины дружно кивнули.

Они не имели оснований сомневаться в человеке, который спас их от жалкого прозябания в рабстве.

Когда сумерки сгустились, он, держась за стену двухэтажной гостиницы одними руками, слез вниз с такой легкостью, что со стороны могло показаться, будто человек просто спускается по лестнице.

Но Разбойнику лестница была ни к чему.

Он не обращал внимания на гвалт кабаков, выстроившихся вдоль стены, которая разделяла два района города, рассудив, что капитаны все равно потом вернутся на борт, даже если теперь и впрямь сидят в одном из этих заведений.

Доки оказались пустынны, лишь двое рабочих лениво драили доски, не опасаясь кнута надзирателей. Не обращая на них внимания, Брансен тенью пробрался вдоль верфей к небольшому причалу, где теснились крошечные лодки. Оставаясь незамеченным, он сел в одну из них, оттолкнулся от пристани и сделал несколько гребков веслами. Течение подхватило шлюпку и понесло вдаль, как раз в сторону стоявших на якоре каперов. Недавно начался отлив, и веслами можно было просто рулить, притом бесшумно.

Брансен двигался очень медленно, не спеша, то и дело оглядываясь через плечо и сверяясь с темным силуэтом мачты, уходившей в ночное небо, и при необходимости поворачивая весла, чтобы выправить курс. Наконец он пришвартовался к каперу, привязал лодку, схватил мешки и, убедившись, что бесценный меч надежно держится в ножнах, начал взбираться на корабль.

Разбойник быстро перелез через борт и крадучись, будто призрак, двинулся вдоль палубы в поисках часовых и командного пункта. Ему еще никогда не доводилось бывать на корабле или видеть его вблизи, поэтому стоило большого труда не растеряться от новых впечатлений, тем более что это судно было настоящим произведением искусства: красивое, лощеное и при этом функциональное вплоть до каждой мелочи. Разглядывая многочисленные веревки, которые тянулись ввысь и исчезали в переплетениях оснастки, он осознал, что каждый такой канат создавался целым поколением моряков. Так, век за веком, они доводили эту конструкцию до совершенства, пройдя путь от простого одномачтового бота до замысловатого и фантастического трехмачтового корабля, каким был этот.

На корме Брансен заметил каюту и по доносившимся оттуда возгласам мгновенно догадался, что обладатель сердитого голоса, должно быть, пользуется большой властью и вполне может оказаться самим капитаном корабля.

«Или капитаншей», — заключил он, украдкой заглянув в небольшое окно сбоку от двери, выходившей прямо в его сторону.

За богато украшенным столом стояла женщина с темно-каштановыми локонами, сбегавшими до середины спины из-под туго повязанной красной косынки, и с воинственным видом потрясала свитком пергамента. Просторная белая рубаха, расстегнутая и завязанная узлом на талии, при каждом резком движении весьма нескромно распахивалась. Довершали туалет черные бриджи и высокие сапоги, на правом бедре красовался кинжал, на левом — кривая сабля. Аура опасности и внутренней силы, исходившая от этой особы, лишь усиливала ее очевидную притягательность.

Разбойник застал лишь самый конец ее взволнованной тирады. Морская разбойница была слишком расстроена, чтобы говорить законченными фразами, но ему не составило труда уловить суть. Речь шла об условиях сделки, предложенной лордом Панламарисом, представителем владыки Делавала.

— Пять месяцев плавания! — бушевала она. — Все это время надо кормить целую команду и сотню голодных солдат в нагрузку! И это при том, что залив кишит поври! Ты видал поври, приятель? Мерзкие маленькие чудовища в красных беретах, готовые в любой момент вскрыть тебе брюхо, выпустить наружу кишки и съесть их у тебя на глазах.

Она замолчала и удивленно посмотрела на вошедшего Разбойника.

— Продолжайте, — попросил он. — Допускаю, что мой опыт общения с проклятыми поври весьма ограничен, но и его достаточно, чтобы с вами не согла…