Древнейший - Роберт Энтони Сальваторе

Хониг покачал головой.

— Она не станет их ждать. Эта атаманша смеялась над моими возражениями.

— Даже так?

— Ей заплатили, святой отец. Причем очень хорошо. Лучшее предложение, как она сказала.

— Этельберт? Здесь?

Хониг отрицательно замотал головой.

— Капитан Шивейн нарочно не говорила, кто это. Лишь заверила, что не Этельберт и не его посланец. Она назвала его разбойником, человеком, который принес ей гораздо больше сокровищ, чем предложил владыка Делавал.

Мальскиннер задумчиво посмотрел на Хонига.

— Третья сторона в этой войне? — Произнесенные вслух, эти слова казались еще более невероятными.

— Больше похоже на вора-одиночку, — сказал гость. — Она упомянула, что на нем была маска и черный костюм из редкой ткани.

Глаза Мальскиннера округлились.

— Еще она говорила, будто он движется словно тень и мастерски владеет клинком. У него, мол, самый великолепный меч из всех, что ей доводилось видеть. Это оружие поразит владыку или человека, мечтающего стать королем. Так она и сказала.

— Человек из Прайда, — произнес Мальскиннер, кивнув в знак своей догадки.

Он торопливо подошел к стеллажу, где хранилась вся переписка за последние месяцы, и извлек оттуда пачку писем из Прайда. Здесь же были и послания принца Иеслника Делавалского, в которых тот предупреждал о самом знаменитом и опасном преступнике по прозвищу Разбойник.

Мальскиннер испустил протяжный вздох, когда прочел три последние записки. В одной из них сообщалось, что этот отчаянный субъект убил владыку Прайда и отправился в неизвестном направлении.

Порывшись в каких-то пергаментах, настоятель часовни Дорогих Воспоминаний вытащил толстое письмо, отправленное братом Ринду от имени отца Джерака из Прайдской часовни.

— Брансен Гарибонд, — сказал он Хонигу, пробежав глазами документ. — Из города Прайда. По слухам, он как-то связан с братом Динардом и загадочной женщиной из Бехрена.

— С Динардом? — эхом повторил брат Хониг, пожимая плечами и качая головой.

— Был такой недостойный собрат, — пояснил Мальскиннер. — Он ушел в Бехрен, где попал под развратное влияние грязных варваров. Отец Джерак мудро решил отправить его в часовню Абеля, чтобы спасти душу грешника.

— Да-да, — ответил Хониг. — Кажется, он был убит по дороге туда.

— Так говорили. Я не знаю, подтвердили братья из часовни Абеля эти слухи или нет.

— Мы должны предупредить владыку Панламариса.

— И немедленно! — согласился отец Мальскиннер. — Пусть он известит всех об этом существе. Скажите ему, чтобы искал невысокого калеку, — добавил он, заглянув в бумагу.

— Калеку?

Мальскиннер пожал плечами и стал читать описание Брансена, где было сказано и про его неуклюжую походку, и про слюнотечение, и про заикание.

— Похоже, он скрывается под маской немощного, — сказал он.

— Прошу прощения, святой отец, — донеслось из-за приоткрытой двери.

Мальскиннер поднял голову и увидел брата Фатууса.

— Я случайно услышал…

— Заходите, брат Фатуус, — ответил отец Мальскиннер. — Мы обсуждаем проблему, возникшую в Палмаристауне. Вы видели, что каперы готовятся к отплытию?

— Вот поэтому я и здесь, святой отец. Вы что-то говорили про маску?..

Мальскиннер протянул Фатуусу письмо от брата Ринду.

— А вы отправляйтесь к владыке Панламарису, — приказал он Хонигу. — Расскажите ему все, что знаете, и попросите, чтобы он предупредил свою охрану об этом человеке-цапле.

— Я его видел, — вдруг произнес Фатуус, и оба священника повернулись к нему.

Абелиец стоял разинув рот, с письмом Ринду в руках.

— Это он, Брансен. Я видел его как раз вчера. Пытался лечить душевным камнем, правда безрезультатно, и пригласил к нам сегодня вечером, перед Парвесперсом.

— Речь о существе, описанном в письме?

— Причем очень точно. Он назвался героем войны, и я решил ему помочь, как вы и учили.

Отец Мальскиннер откинулся назад, затем присел на край стола и значительно кивнул.

— Так, значит, это правда. Разбойник в Палмаристауне.

— Разбойник?

— Мошенник необыкновенных способностей. Похоже, он причинит нам немало беспокойства, — объяснил Мальскиннер. — Этот тип перекупил наемные корабли.

— Но почему пираты не сохранили это в тайне? — спросил брат Фатуус.

— Капитан Шивейн не считала нужным что-то скрывать, — вмешался Хониг. — Сегодня утром, как мы и договаривались, я пришел к ней, чтобы дать распоряжения команде. Они уже собирались. Когда я спросил, что случилось, она все мне рассказала. Дамочка была так горда собой, что не только потрясла у меня перед носом мешком с драгоценностями, но и поведала о своем нежданном благодетеле.

— Будем надеяться, что этот Брансен, этот Разбойник, настолько спокойно себя чувствует под маской, что примет ваше предложение, брат Фатуус, и явится к нам, — сказал Мальскиннер. — Тогда мы схватим его быстро и по возможности бесшумно.

— Брат Ринду, говоря от имени отца Джерака из Прайдской часовни, изо всех сил старается подобрать добрые слова для этого жулика, — заметил Фатуус, пробежав глазами остальную часть обстоятельного письма.

— Вряд ли владыка Делавал разделяет его мнение, — ответил Мальскиннер и жестом отослал Хонига. — Или владыка Панламарис, на которого падет гнев Делавала, когда корабли Бергенбела вернутся без войска и припасов. Если этот человек еще в Палмаристауне, найдите его, а если нет, узнайте, куда он направился. Возможно, нам простят нашу неосмотрительность, если мы выдадим его владыке Панламарису, а тот, в свою очередь, — владыке Делавалу.

Конечно, Брансен в этот вечер не пришел в часовню Дорогих Воспоминаний. Но еще до завершения церемонии отцу Мальскиннеру донесли, что он в сопровождении двух женщин покинул город через северные ворота и направился к центральным плоскогорьям.

Туда, где находилась часовня Абеля.

На следующее утро из тех же ворот выехал брат Фатуус. Нещадно пришпоривая лошадь, он мчался во весь опор на восток, чтобы передать предупреждение отца Мальскиннера собратьям из часовни Абеля.

Фатуус так спешил, что даже не останавливался у редких сельских домиков, чтобы расспросить крестьян о загадочном Разбойнике.

На второй день путешествия он проскакал по переулку мимо небольшого сарая, не догадываясь о том, что оттуда за ним следят три пары глаз.

— Это же тот монах, который пытался излечить тебя самоцветами, — сказала Кадайль.

— Торопится так, будто за ним гонятся поври, — заметила Каллен.