Мама, я Великан - Евгения Сергиенко

Горячая, тяжёлая рука почти обожгла прикосновением.

Настоящая лапа… Жесткая! Звериная!

Широкое лицо со щетиной, с тусклыми серыми глазами, с огромными уродливыми бровями… Мне хотелось понять – что мама нашла в нём?

Почему именно с этим человеком она пожелала соединить свою жизнь?

Почему не нашла кого-то получше?

Почему не осталась в красивом и гордом одиночестве?

Мои демоны тут же отозвались и дали пощечину, жаром по лицу. «Соберись!» – шипели они. «Соберись!» – новая пощёчина. Огонь пополз на шею, щеки, лоб. «Не упусти момент! Говори, как мы учили!».

Друг отпрянул и выпучил глаза.

– Что такое? Тебе плохо? Что происходит? – он встревоженно взял меня за плечи и тихонько встряхнул.

Вторая звериная лапа коснулась меня с другой стороны.

Как?! Как она может?! С ним?!

Дикий рёв вырвался из моей глотки, слезы хлынули из глаз, пальцы вцепились в собственные волосы.

«Не сейчас, не сейчас!» – шипели демоны, – «скажи, скажи…».

– Он забирает её… на машине… по делам… – слова давались, словно через силу. Будто мне не нужно было их произносить. – Поздно вечером… – заученная фраза с трудом вышла из меня, и новый крик разорвал пространство.

Полный боли взгляд «друга» я помню до сих пор.

– Бедный ребёнок, – сказал он почти шепотом. – Сколько же ты держишь это в себе.

Молча сидя рядом с Эфом, я ставлю галочки в блокноте.

Позвонить в типографию, чтобы допечатали прошлый номер журнала – сделала. Съездить в администрацию и оговорить количество гостей в зале Дома культуры – готово. Накидать сценарий и отправить его на согласование секретарю в мэрию – есть. Посмотреть статьи от коллег и скорректировать дальнейшую работу… Вместо галочки рисую грустный смайлик.

Я расстроена и зла одновременно.

Сегодня я прочитала все тексты – но выпускать их в номер категорически нельзя.

«Пишут левой пяткой»: проносится в голове голос Василий Палыча.

К сожалению, он прав.

Эф резко входит в поворот, и блокнот чуть не падает с моих колен, а лист, на котором я пишу, рвётся под пальцами.

Да блин… Что за день?!

Захлопнув блокнот, засовываю его в бардачок.

Бросаю взгляд на Эфа – он ведёт машину молча, быстро, с каменным лицом.

Тоже мне – заботливый бойфренд. Решил выставить меня сумасшедшей и не отступает от своей идеи.

Но дело не только в дотошности Эфа и расслабленности коллег. Несколько минут назад, перед самым моим уходом, Василий Палыч как бы невзначай сказал, что на дне рождения журнала мне, как его заму, нужно будет выступить с речью.

От одного слова «выступить» меня на секунду бросило в холод, а сразу после – в жар. Щеки до сих пор пылают, а сердце испуганно бьётся.

Он же знает, что я вынослива как космонавт, но лучше уж улететь в космос, чем выйти на публику!

Он знает об этом! И всё равно просит!

Точнее, не просит, а ставит перед фактом.

Стискиваю зубы от обиды.

Как сильно Василий Палыч измотался перед этими дурацкими выборами…

Я вспоминаю нашу первую встречу с главредом – неожиданную и судьбоносную. Тогда я училась в начальной школе, а Василий Палыч – папин одноклассник – пришел на один из семейных праздников и стал гвоздём вечера. Они с папой так весело вспоминали молодость, так заразительно смеялись и по-доброму подкалывали друг друга, что я сразу прониклась симпатией к новому знакомому.

Наши семейные праздники всегда проходили в тесном кругу, и присутствие на них говорило об избранности и близости к прекрасным людям – моим родителям. Но Василий Палыч сразу стал не просто близким, а каким-то очень своим, простым и тёплым.

Тогда Василий Палыч вернулся из столицы, где оставил роль рядового журналиста, и решил делать карьеру на родине. Он занял должность главного редактора городской газеты и с любовью рассказывал о своей работе. Много говорил о коллективе, который всё понимает с полуслова, рассказывал про честные статьи, за которые на его команду хотели подавать в суд, смеялся над тем, как вечны споры между журналистами, корректорами и редакторами.

Мама, как коллега по цеху, слушала с удовольствием, много улыбалась и тоже рассказывала истории о работе.

В тот вечер моя жизнь изменилась. Я смотрела на маму – отличную журналистку в прошлом, Василий Палыча – чей успех рос на глазах, папу – который был счастлив в их обществе… И решила, что журналисты – лучшие люди, а значит, я непременно стану одной из них.

– Приехали. – Эф останавливается точно на том месте, где недавно я бросила машину с вывернутым колесом…

– Отлично, – сухо бросаю ему в ответ и выхожу на дорогу.

Лес. Тропинка. Солнце ярким шаром пылает на небе и скоро начнёт закатываться за деревья.

Всё как тогда.

По спине пробегает холод…

– Возьми воду, – тихо говорю Эфу, глядя на зелёную стену леса.

Он молча поднимает руку вверх, тряхнув передо мной бутылкой воды.

– Пошли, – говорит он. – Нужно выйти к трассе, пока солнце не село. Показывай, где тут болота, дома и лоси.

– Мы идём сюда, чтобы найти планшет.

– Ага, – цинично кивает он.

Цокаю языком, выругавшись про себя.

Надеюсь, ему будет стыдно.

Последние лучи солнца освещают сине-оранжевое небо.

Яркие краски отражаются в лобовых стёклах машин, делая их украшением вечерней трассы.

Слёзы льются ручьём.

Я сижу на обочине. Прямо на асфальте, подвернув ноги под себя и вздрагивая от собственных всхлипов.

Прячу лицо в ладони, чтобы Эф не видел моих красных и мокрых глаз. Но, кажется, он и не торопится меня успокаивать – молча стоит рядом и смотрит на закат.

– Нужно было искать ещё… – мой голос срывается.

Эф качает головой, ничего не отвечая.

– Что ты молчишь?! Я говорю тебе… Мой планшет, нужно было искать его ещё…

– Мы весь лес поперёк и повдоль обошли! – он резко оборачивается ко мне. – Дошли сюда за полчаса – вернулись обратно, снова пришли – ещё раз вернулись, пришли опять!

– Значит, тогда я ушла дальше, значит, была другая тропинка!

– Ия! – вскрикивает Эф. – Здесь нельзя заблудиться! Хватит выдумывать, просто признай, что ты, возможно, не вполне здорова!

Он говорит это так резко, словно желает побольнее уколоть.