Книги онлайн и без регистрации » Романы » Когда я увижу тебя - Евгения Багмуцкая

Когда я увижу тебя - Евгения Багмуцкая

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 36
Перейти на страницу:

Но даже в удивлении у меня не было никакого желания опробовать эту красоту – она была мне почти сестрой. Какое-то время я даже и прикоснуться к ней не мог, таким неправильным это казалось, недопустимым, запретным. Однажды мы с ней дурачились в школе после тренировки по бадминтону, она была совсем ребенком, а я уже вовсю испытывал муки пубертата. Мы в шутку дрались, как вдруг она оказалась заключенной в мои объятия, маленький зверек или птичка, с острыми плечами и локтями, с щекотавшими мне лицо волосами, и я сам не понял, как это произошло – я поцеловал ее в висок, почувствовав на губах соленый вкус пота и то, как бьется у виска маленькая вена, и как она вдруг задрожала от этого почти братского жеста. Я поцеловал ее и тут же испугался – что, если она расценит это иначе? Что, если придаст этому большее значение, чем я сам хотел придать, хоть и понимал, что мне невыносимо, до боли приятно держать ее, чувствовать ее дыхание, прижиматься лицом к ее плечу? Я глупо пошутил, она вырвалась и убежала, и всю ночь я ворочался в страхе, что завтра она не захочет даже говорить со мной. Или еще хуже – расскажет об этом Кириллу или родителям. Что они подумают обо мне? Утром я ждал ее у подъезда, волнуясь как мальчишка, но, когда она вышла, я понял, что все в порядке. Не то чтобы у нас появился секрет, но она предпочла сделать вид, будто ничего не произошло. И я был ей благодарен. Долгие годы я боялся любого телесного контакта между нами и всячески избегал его, не желая допустить недоразумений. Пока однажды мне не пришлось почти на руках внести ее, плачущую и кричащую, в ее спальню. Она снова была как маленькая птица, но теперь бьющаяся в клетке, и я боялся, что она может поранить себя. Ничего тяжелее в жизни, кроме тех слов «Лена, твой папа умер», я еще не говорил и надеялся, что не скажу. Сам я отца почти не помнил, но видел, как влюблена в своего Лена, как восторженно она на него смотрит, как боится ослушаться, как несется со всех ног к подъезду, лишь завидев его машину, как нетерпеливо, переминаясь с ноги на ногу, кружит вокруг него, – маленький беззаветно любящий хозяина щенок. Кира позвонил мне из больницы и попросил, чтобы я пошел к Лене и сказал, что их отца больше нет. Я не мог ему отказать. Она плакала несколько часов подряд, и я сходил с ума от боли, которую она испытывала и глубину которой я мог лишь предположить, – так жаль мне было ее, совсем ребенка, обезумевшую от первой в ее жизни страшной потери. Наконец она уснула в моих объятиях. Полночи я боялся шелохнуться, чтобы не разбудить ее, пока сам наконец не уснул рядом. Я слышал, как тихо она дышит, я чувствовал ее – уже знакомый мне – запах, похожий на аромат цветущей сирени, и мне было так жаль ее. Одновременно с этой жалостью я почувствовал и странную ответственность. Будто теперь не смогу ее бросить или оставить. И не было в этом ничего дурного или пошлого, даже близкого к тому чувству, которое я внезапно испытал в спортзале, – чистая братская любовь. Так я думал еще долго – даже тогда, когда от нежности, не умея сдержать этот порыв, целовал в макушку. Это был наш маленький ритуал. Я целовал ее, а она ежилась и улыбалась. И этого было более чем достаточно, чтобы мы понимали, что дорожим друг другом.

И все же я полюбил ее раньше, чем она думала, чем могла представить, чем я сам хотел бы думать. Но долго не осознавал – мне нечего было бояться, все, кто были с ней, не получали ее целиком, я же оставался незаменимым. Пока вдруг не укололо, пока я не получил сигнал тревоги – «мы ее теряем».

Я сам познакомил Лену с Русланом, своим одноклассником. Это был ее типаж, стопроцентное попадание – чистенький, амбициозный, нагловатый от уверенности в себе, ощущения собственного благополучия. Впрочем, он и сам потерял голову, стоило Ленке войти в дом. Та, как всегда, затараторила, защебетала с порога, но, увидев Руслана, смутилась, залилась краской, попыталась расстегнуть молнию на сапоге, прыгая на одной ноге. Я не успел шагу сделать – как он стоял перед ней на коленях и разувал ее, так же глупо краснея, как и она. Через полчаса они сидели на кухне и трещали, перебивая друг друга, будто давние друзья, не видевшиеся всю жизнь. Потом, после его ухода, она залезла на диван с ногами, липла ко мне привычно, клала голову на плечо, задавала кучу вопросов, хихикала глупо, – в общем, с ней было все ясно: влюбившись, она всегда вела себя как идиотка. А может, меня раздражало, что ее взбалмошность предназначалась не мне, что я для нее «милый друг», которого можно тискать и не испытывать при этом никаких чувств. Столько лет я оставался для нее бесполым ничем, жилеткой, спиной, всем чем угодно, но не мужчиной, который мог бы вызывать такие же, пусть и дурацкие, как по мне, эмоции. Не знаю, что меня задело, но весь вечер я был в дурном настроении, и потом, когда их знакомство получило продолжение, с каждым новым витком их отношений я все больше и больше наполнялся отвращением к ним обоим.

Они были идеальны. Их можно было фотографировать для черно-белых снимков, которые стоят в магазинах. Их историю можно было бы напечатать в глянцевом журнале – мол, увидели друг друга, сразу поняли, что это судьба, поженились на экзотическом острове, родили троих детей – додумайте сами, я не знаю, что происходит у счастливых пар. Которые на завтрак едят обезжиренный творог, отправляются зимой в Италию, чтобы «немного согреться», слушают лаунж в автомобиле, покупают квартиру в ипотеку на десять лет, но рассчитываются уже за пару, стыдливо улыбаясь: «Была возможность». Я мог предсказать будущее этих идеальных и благополучных людей. И чем ближе оно было, тем больше меня тошнило, когда он брал ее за руку, когда подавал пальто, когда смешил своими заготовленными шутками, когда наклонялся к ее уху и что-то шептал, и она ежилась оттого, что ей было щекотно, и прикрывала глаза, и когда она так делала, мне хотелось ее ударить. Неужели она не видит, не чувствует, как фальшиво то, что между ними происходит? Неужели не понимает, что однажды она проснется рядом с ним и поймет, что он пустышка, ничто без выглаженных костюмов, самодовольный, наслаждающийся собой и ею как хорошим и выгодным приобретением, статусной девушкой.

Да, для всех она была лишь статусной девушкой. Никто не знал ее слабой, уставшей, растерянной, вспыльчивой, трогательной, никто, кроме самых близких – и меня. Для остальных Лена была идеальной, будто с картинки, и это та причина, почему рано или поздно все ее отношения прекращались – она не хотела, не могла раскрыться и оказывалась в тупике, из которого выход был только один – уйти в себя. И никто, в том числе и он, не знал, не хотел знать, какой она бывает, когда сидит в длинной футболке на моей кухне, когда вдруг плачет и просит у меня затянуться, заходится в кашле, когда начинает говорить – сбивчиво, горячо, путано, как машет руками, как злится – и шея покрывается красными пятнами, и хочется оттянуть ворот и посмотреть, есть ли они там, ниже, на ее груди, животе, и если да, то целовать их, пока она не успокоится…

Я, наверное, всегда знал, что люблю ее. Но не признавался себе в этом. Не осознавал качество, масштаб, направление этой любви. То, что я чертовски, до боли, обиды, ревности, желания влюблен в нее, я понял в один из еще теплых осенних вечеров. Мы поехали ко мне на дачу за город. Я с новой подругой – милой, но ничего особенного, Кирилл с Соней, Лена с Русланом, пара-другая наших общих знакомых. Руслан в электричке опекал Лену изо всех сил, бесконечные вопросы: хочет ли она пить, есть, спать. Лена была удивительно молчалива, задумчива, отвечала рассеянно. На станции я подошел к ней, улучив момент, когда Руслана отвлекли, тронул за плечо:

1 ... 19 20 21 22 23 24 25 26 27 ... 36
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?