Амнезия - Федерико Аксат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как, вы уже все съели? — изумилась Дженни, доставая из тарелки пластмассовую еду.
Она переложила пластмассовый сыр и морковку на сковороду и бережно повернула крошечные рычажки.
— И как вы только не боитесь растолстеть?! Я не могу все время вам готовить. У меня есть и другие дела.
Кэсси и Мэнди, должно быть, ответили что-то забавное, потому что Дженни захихикала. На голове у нее была шляпа исследователя джунглей.
Я любил смотреть, как дочка играет. Как и любой отец. В какой момент мы перестаем разговаривать с куклами, как с живым людьми, и кормить их нескончаемой пластмассовой морковкой? Дженни каждый день создавала новую вселенную. Когда она играла, когда рисовала, то словно переносилась в волшебный мир, недоступный взрослым. Пикассо говорил: каждый ребенок рождается художником, но лишь немногие остаются ими, когда вырастают. Так и есть. Иногда я сравнивал глазастых длинноруких человечков с дочкиных рисунков со своими иллюстрациями, и сравнение выходило не в мою пользу.
Я очнулся от раздумий и вышел на веранду.
— Готова?
— Дааааа!
Дженни протянула руки, чтобы я побрызгал их репеллентом.
— Ты у меня храбрая, — похвалил я дочку.
Когда я сказал, что иду за спреем, Дженни не на шутку встревожилась. Я объяснил, что вернусь через минуту, и пообещал присматривать за ней из окна. Моя дочь побаивалась леса, а я как раз хотел кое-что ей там показать. Времена меняются, а страхи наши остаются прежними.
— Кэсси и Мэнди останутся здесь?
Дженни посмотрела на дом, потом на лес, немного подумала.
— Да, — наконец выпалила она, соскочив со стула.
В дополнение к шляпе она надела еще и комбинезон, как у путешественницы.
— Сейчас возьмем инструменты, — объявил я, — и отправимся в экспедицию.
— Нет! Сначала надо наполнить флягу.
— Ну да, конечно.
Дженни набрала во флягу воды из-под крана, положила в рюкзак и сама закинула его на спину. В сарае мы отыскали долото и небольшой молоток.
— Вот теперь все готово.
Дочка помедлила, размышляя о чем-то, потом бегом бросилась к дому, взлетела на веранду и схватила своих кукол:
— Пусть тоже посмотрят бабочек!
Болото, где жили бабочки, пересохло несколько лет назад, но Дженни мечтала его увидеть, а я не хотел ее заранее разочаровывать.
Мы пошли по узкой, запутанной тропинке, по которой раньше не ходили. Дженни сразу это заметила. Но не мог же я сказать четырехлетней девочке, что боюсь выходить на поляну с двумя тополями. Дженни ступала впереди, осторожной походкой человека, не слишком доверяющего лесу.
Вскоре мы выбрались на тропу пошире, и дочка повеселела. Принялась болтать без умолку и спрашивать, где теперь живут бабочки и почему они не хотят вернуться на болото.
В зарослях послышался шорох. Ни один из водившихся в нашем лесу зверей не издавал таких звуков. Среди деревьев прятался человек, который почему-то не хотел попадаться нам на глаза.
Я постарался успокоить Дженни, но она прижалась ко мне и не отводила глаз от кустов, из которых доносился шум. На тропу вышла женщина. У дочки округлились глаза, словно она увидела пришельца. Мы поздоровались, и женщина пошла в сторону города.
— Папа, кто это?
— Писательница. — Я сочинял на ходу. — Она выросла в здешних краях и каждый год возвращается на болото, где жили бабочки.
Дженни эта история нисколько не заинтересовала. Хотя мы вышли из дома всего пятнадцать минут назад, она заявила, что хочет пить, попросила достать из рюкзака флягу и, едва пригубив, вернула мне:
— Я все.
Через полчаса мы вышли туда, где когда-то было царство папоротников и разноцветных бабочек. Теперь же среди редкой травы торчали лишь голые камни, вечные стражи этих мест.
— Бабочек нету, — заключила Дженни, дернув за лямки рюкзака.
— Теперь они редко здесь бывают.
— Давай напишем мое имя! — предложила дочка.
Дети Карнивал-Фолс свято чтили традицию оставлять свои имена на камнях. Когда я был маленьким, этот обычай уже существовал, и никто не знал, когда он появился. Чаще всего надписи вырезали другими камнями — острыми, так что они держались несколько месяцев, хорошо если год. Но попадались и более долговечные произведения, сработанные на славу, со старанием и выдумкой.
— Ну-ка найди подпись папы и его друзей.
Дженни тут же отправилась на поиски. Она уже знала алфавит.
— Вот!
На одном из камней виднелись три буквы: МДР. Их вырезал Росс.
— Ты скоро познакомишься с моей подругой Мэгги. Она долго жила в другой стране, а теперь вернулась.
— В Канаде?
— Нет, в Англии.
Дженни поглядела на меня недоверчиво. Не говоря ни слова, она опустилась на колени и принялась изучать большой гладкий камень, подходящий для подписи.
— Здесь?
Дочка указала место у самой земли, но я предложил сделать надпись немного выше. Дженни согласилась. Я принялся за работу, а она села на камень, достала из рюкзака флягу и отпила немного. Потом посадила рядышком кукол и сказала, что надо подождать, не вернутся ли бабочки. Я выбил имя Дженни на камне долотом. Получилось не так сногсшибательно, как у Росса, но вполне достойно. А Дженни и вовсе пришла в восторг. Она спросила, пойдем ли мы еще на болото, а я пообещал, что пойдем.
Я уселся на землю, привалившись спиной к большому камню. Дженни терпеливо ждала появления бабочек. Сидела, чинно сложив руки на коленях, и завороженно глядела на деревья.
Сначала Мэгги отказывалась идти со мной на день рождения Марка. Ей хотелось избежать толпы, любопытных взглядов и навязчивых вопросов. Я возразил, что на чужом празднике нетрудно затеряться.
В конце концов Мэгги согласилась. Мы пришли около семи, когда почти все гости были в сборе. Едва мы успели войти во двор, мимо пулей пронеслись двое детей, мальчик и девочка. Я вспомнил о Дженни и о том, как она огорчилась, узнав, что не может пойти на праздник с нами.
Дарла встречала гостей в дверях. На ней было элегантное черное платье, а прическа и макияж выглядели безупречно, словно их сделали секунду назад.
— Джонни, дорогой, как я рада тебя видеть! — Она обняла меня, потом радушно приветствовала мою спутницу: — Ты ведь Мэгги Берк? Ну да, у тебя отцовские глаза. Великолепно выглядишь, дорогая. Чувствуй себя как дома. Добро пожаловать!
Дарла провела нас в гостиную. По пути Мэгги украдкой подмигнула мне и шепнула: «Ты как, норм?» Я кивнул, она хихикнула и пихнула меня локтем.
Мне пришлось поздороваться с десятками людей; у Марка было полно друзей в Карнивал-Фолс; кого-то из них я считал и своими друзьями, с другими встречался дай бог раз в год. Мне попались по меньшей мере три женщины с младенцами на руках. Детей на празднике было едва ли не больше, чем взрослых. Полдюжины официантов сновали среди гостей, разнося напитки и бутерброды. Внезапно перед нами вырос один из них с пирамидой из бокалов шампанского на подносе. Мэгги взяла бокал, а я деликатно заметил, что не дружу со спиртным. Официант мгновенно понял намек и пообещал предупредить коллег о моих предпочтениях.