Жемчужина Санкт-Петербурга - Кейт Фернивалл

— У него рука поломана.

Он снова улыбнулся.

— Ну, это ничего. Скоро заживет, — промолвил он ободряющим тоном. — Михаил — сильный человек.

Но он знал, что это значило для них. Нет работы — нет денег. На еду, на оплату жилья, на ребенка. Аркин вынул из кармана три последние сигареты и несколько мелких монет. Это все, что у него было.

— Возьмите. Передайте это мужу.

Она позволила ему вложить монеты в свою маленькую ладонь.

— Может, не стоит?

— Отведите его к отцу Морозову, в церковь. Там раздают горячую пищу.

— Спасибо, — прошептала она. — Начальник дал ему денег. Нам их хватит, чтобы за жилье заплатить.

— Хм. Это необычно. Что за человек его начальник?

— Их директор. Фриис его фамилия.

— Вы все еще работаете на клееварне?

Она пожала плечами.

— Да.

Он почувствовал, как в душе у него пробудился огонь, тот самый, который обжигал его изнутри всякий раз, когда он начинал думать о том, как много несправедливости в этом страшном городе. Одна фара «Турикума» могла бы изменить жизнь этих людей. Если бы он мог отвинтить ее и отдать этой женщине, чтобы она продала ее! Этого бы хватило, чтобы спасти ребенка. Этого бы хватило, чтобы у нее не пропало молоко от недоедания.

— Он волнуется, — нервно добавила она. — Насчет… Насчет той работы, которую вы с ним договорились сделать сегодня.

— Передайте Михаилу, чтобы он не беспокоился. Я разберусь. Возвращайтесь домой и отдохните. Съешьте чтонибудь.

— Спасибо.

— Удачи вам с ребенком.

На лице ее появилась мягкая, полная надежды улыбка. Она развернулась и медленно побрела обратно по неровным камням брусчатки — раскачивающейся походкой, как ходят пьяные мужчины и беременные женщины. Аркин, стоя на ветру, провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду. Итак, время пришло. Он вдруг почувствовал, как у него на шее под скулой забился нерв, и, как он ни старался, ему так и не удалось его унять.

Впрочем, к тому, что было запланировано на сегодняшний вечер, он был полностью готов.

Вообщето Йенс не любил танцев. На этот бал он пришел лишь потому, что надеялся встретить здесь министра Давыдова, но пока что его не видел. Какоето время он ждал в роскошных передних залах Аничкова дворца, но там, среди мраморных колонн и богатой позолоты, ему было трудно расслабиться и держаться естественно, поэтому он направился в салон, где играли в карты.

Спустя час в его кармане уже лежала пачка выигранных рублей и пара долговых расписок. Он любил азартные игры, хотя и относился к ним с осторожностью. Йенсу приходилось видеть, к чему может привести такое увлечение. Однажды он сидел за карточным столом с человеком, который посреди игры выхватил из кармана револьвер и пустил себе пулю в лоб. В другой раз он встретил на железнодорожной платформе старого друга, которого отправляли в Сибирь на десять лет за участие в заговоре. Этот человек поставил все на какуюто придворную интригу, целью которой было отстранить великого князя Владимира от управления армией. Он рискнул и проиграл.

И все же Йенс любил риск, но риск обоснованный, в точно выбранное время. Сегодня был как раз такой случай.

— Фриис! Вот уж не ожидал вас встретить здесь.

Йенс удивился, что Давыдов заметил его в толпе гостей, но и обрадовался, потому что это значительно упрощало первый шаг.

— Добрый вечер, господин министр.

Они поклонились друг другу. То был не официальный поклон, а скорее дружеский. Вообщето министр был человеком довольно мрачного вида, с густыми тяжелыми бровями, которые, казалось, так и норовили опуститься ему на самые глаза. К тому же после недавней стычки во время обсуждения финансирования прокладки туннелей держался он несколько натянуто. На этот раз на министре был элегантный фрак с тугим белым жилетом и воротничком, но вид у него был такой, словно ему не до веселья. Тем не менее обычно землистые щеки его разрумянились, и Йенс, заметив это, подумал о том, сколько уже дорогого французского коньяку успел выпить за вечер Давыдов.

— Добрый вечер, сударыня.

Йенс склонился над рукой супруги министра, маленькой женщины средних лет в вызывающе фиолетовом платье. Она много улыбалась, как будто старалась за двоих, за себя и за мужа.

— Какой чудесный вечер! — вся сияя от восторга, произнесла она. — Боже, как я люблю, когда вы, мужчины, так нарядно одеваетесь!

Во дворце было много военных в парадной форме. Молодые офицеры в белых, синих или красных мундирах с разноцветными погонами важно прохаживались по просторным залам, покачивая изысканными аксельбантами, в надежде привлечь к себе внимание молодых барышень, обмахивающихся веерами. Военных здесь было даже больше, чем штатских (обычное дело для петербургских светских торжеств), и среди них самыми красивыми и самыми заносчивыми всегда были гусары. На плечах военных держалось величие России, и господа офицеры не уставали об этом напоминать.

Распорядитель бала в напудренном белом парике и узких красных бриджах трижды ударил золоченым жезлом по мраморной ступеньке, возвещая о прибытии очередного гостя.

— Вы танцуете? — полным надежды голосом спросила госпожа Давыдова Йенса, с лукавым видом склонив голову набок, отчего сделалась очень похожей на маленького шустрого воробья.

У Йенса все похолодело внутри. Он посмотрел на Давыдова.

— Ступайте, — милостиво промолвил министр и добавил: — Я сам не танцую.

— Почту за честь, сударыня, — ответил Йенс и галантно поклонился. Предложив ей руку, он обернулся к министру. — Потом, если позволите, дватри слова.

Брови Давыдова сдвинулись, но его супруга беззаботно воскликнула:

— Разумеется! Андрей, ты же поговоришь с молодым человеком, верно?

Йенс с уважением посмотрел на свою партнершу по танцу и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.

Они танцевали мазурку. Это был один из тех энергичных танцев, от одной мысли о которых у Йенса по телу пробегала дрожь. Восемь пар должны были лавировать по залу, при этом не сбиваясь с музыкального ритма. Для него придерживаться правильного движения в окружении скользящих фигур было тяжелее, чем скакать на лошади ночью через лес.

Йенс настолько сосредоточился на быстром темпе, что лишь случайно заметил устремленный на него через весь зал взгляд темнокарих глаз. Он споткнулся, извинился перед партнершей, но, когда посмотрел снова, среди нарядных причесок и блестящих шелковых платьев глаз этих уже не было видно. Тут в его памяти всплыл странный образ: тонкая бледная шея, мягкая линия подбородка и белое платье с длинными белыми перчатками до локтей. Глаза исчезли, растворились в переполненном зале, но он узнал их. И собирался снова их найти.