Зачарованная Эви - Гейл Карсон Ливайн

А вдруг дракон вернется? Вряд ли у меня хватит сил на вторую схватку.

Я оглядела небо. Ни одного дракона. Посмотрела вниз – и увидела, что заслонял от меня дракон: большая, но неглубокая лужа пурпурины.

Что сначала: сожрать барашка или собрать пурпурину?

Целительница победила. Я до половины наполнила кувшинчик господина Питера пурпуриной. Если расходовать с умом, этого хватит по меньшей мере на год лечения обычных болезней.

Потом я слопала барашка: силы на еду у меня находились всегда. Поев, я потащилась вверх по узкой тропинке – усталость никуда не делась – за границы Пиков, на каменный мостик, где провела прошлую ночь. Там я стала ждать, когда драконы полетят обратно в Пики. При приближении каждого из них симптомы у меня обострялись, хотя и ослабели с расстоянием.

Я ждала и размышляла, как же мне удалось победить. Если слова, которые пришли мне в голову, – заклинание, откуда огры их знают? И почему они сорвались с моих губ сами собой? И при чем здесь Люсинда?

Когда все драконы пролетели обратно, я заставила себя подняться и двинуться в путь, хотя от усталости едва волочила ноги. Если мне суждено вернуться к людям и жить среди них, хочу начать как можно скорее.

Однако день уже клонился к вечеру, а я ушла совсем недалеко. Я остановилась и поспала в тени скального навеса. Утром, освеженная, я проснулась с вопросом: а вдруг пурпурина, которая лечит почти все, вылечит меня от огрского обличья?

Я капнула себе на язык большую дозу – целую каплю – и подождала, но ничего особенного не ощутила. Поглядела на руки – по-прежнему косматые.

От превращений пурпурина не помогает.

Осталось двадцать девять дней.

Три дня обратно до развилки, еще четыре – до Дженна, мамы и Чижика. И на поиски любви у меня останется всего двадцать два дня.

Если я доберусь до Дженна живой. Лучники могут подстрелить меня до того, как мне представится возможность предъявить пурпурину. Да что там: они меня точно подстрелят! Ведь, если они меня убьют, им достанется вся пурпурина.

Мне нельзя в Дженн! И вообще нельзя в город.

«Лучше стать отшельницей», – подумала я. Пока мне это удастся, я буду снабжать людей пурпуриной – а еще эльфов, великанов и гномов, – но жить стану одна. Слухи о моей доброте достигнут отдаленных уголков королевства. Люди потекут ко мне благодарить за исцеление. Понесут сушеное мясо.

И остановятся в миле от моей хижины в лесу, потому что их отпугнет вонь: с какой стати мне мыться?

Я всхлипнула, и, пока плакала, мне стало понятно, куда податься. На ту усадьбу с хризантемами, где я взяла хозяина в заложники. Если я хочу снова стать человеком, надо как можно скорее оказаться среди людей. Второго господина Питера мне не найти, но хоть кто-то да сыщется.

Скорее всего, я останусь огром навсегда, зато ко мне сможет перебраться мама. И Чижик будет меня навещать. С женой и детьми. Будут звать меня тетушкой Огрессой.

Да не хочу я быть тетушкой Огрессой! И почему мне так обидно при мысли, что он на ком-то женится, если я сама не захотела выходить за него замуж?

Я в ужасе шарахнулась от этого вопроса. Слезы не унимались. Я остановилась и села в пыль.

Выплакавшись, я немного приободрилась. На усадьбе с хризантемами надо будет обязательно узнать, последовал ли хозяин моему совету и дает ли своему тощему работнику овечье молоко с имбирем. Ну и заодно постараюсь развеять меланхолию у самого хозяина.

Может быть, поскольку я в последнее время не воровала сушеное мясо, меня не убьют сразу и я успею показать свою пурпурину.

Я держалась подальше от дороги, и никто меня не трогал. И вот по-зимнему морозной ночью, при свете яркой луны – оставалась всего четверть до полнолуния – я пришла на усадьбу с хризантемами.

Прежде чем подойти к входной двери, я заглянула в боковое окошко и увидела гостиную, в которой было полным-полно народу. В животе у меня заурчало. Хозяин принимал гостей – десятка два, а то и больше. Столько мне в жизни не зазЭЭнить – они меня испугаются.

Я смотрела на все это, и меня терзали огрский голод и человеческая тоска.

Не меньше половины гостей были мои ровесники. Не может быть, чтобы все они оказались писаными красавицами и красавцами, но мне с первого взгляда так показалось. Урчание в животе переросло в рокот. У меня побежали мурашки по телу.

Те же самые мурашки, что и при господине Питере! Неужели я была просто голодна? Неужели это случалось просто потому, что он был здоров и хорош собой? Я ведь не любила всех этих очаровательных юношей и девушек!

Гостиную освещали десятки свечей: они стояли и на столе с угощением, и на приставных столиках, и на декоративном сундуке, и в канделябре под потолком. Моя человеческая половина жадно впитывала теплые тона мебели и узорчатых ковров на фоне стен холодного кремового оттенка.

Как тут все изысканно! У меня пробудился аппетит другого рода. На письменном столе лежала книга, а рядом – стопка бумаги, перо и чернила. Вазы с сухими гипсофилами и мятликом на нескольких столах напоминали о лете. Стены украшали портреты. Между окнами, выходившими на дорогу, висело круглое зеркало в золоченой раме.

Я словно смотрела спектакль. В человеческом обличье я оказалась бы среди актеров. Стояла бы рядом с девушкой у окна. Я видела ее в профиль, и она так сияла юностью и здоровьем, что хотелось погладить ее по руке, чтобы ощутить, какая она нежная. Мы обменялись бы комплиментами.

Платье на ней было перелицованное, хотя и очень искусно, чтобы снова выглядело новым. Надо же – неужели она так бедна?

Я посмотрела, не видно ли признаков болезни, но никто здесь, похоже, на здоровье не жаловался – разве что у одного юноши были прыщи. Год назад я вывела угри у себя, а теперь у меня на щеках расцвело новое созвездие.

Хозяина окружили четверо мужчин и женщина. Мой острый слух улавливал малейший их шепот. Они говорили о погоде, об урожае и о новостях из Фрелла, где правил король Имберт.

Хозяин говорил мало, но его лицо лучилось теплотой. Я жалела, что гостей так много и трудно ощутить, какое у него настроение на самом деле.

Все они уважали его – вне всяких сомнений. Даже если у него не спрашивали совета, все ждали, не скажет ли он чего-нибудь.

Я смотрела на них и думала, что молодые люди надеются здесь найти свое будущее. Наверняка в этой гостиной были представлены друг другу многие пары. У столика с чайником задержались два юноши и девушка: они болтали и смеялись. Вдруг и я найду здесь свое будущее?

Девушка, которой я залюбовалась, отошла от окна к камину, где спиной ко мне стоял и грелся юноша. Левое плечо у него было немного выше правого, и это напомнило мне Чижика; к тому же, будь он здесь, он наверняка стоял бы у очага, поскольку мерз с октября до мая.

Но этот юноша крепко упирался в пол расставленными ногами, а Чижик обычно топтался на месте. И этот юноша вроде бы был выше, хотя тут легко ошибиться.