Ангел скорой помощи - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сравнила! Вы племянники, родная кровь, а тут приблуда! Вот что я хочу в твою голову втемяшить! Семья прежде всего! Сама подумай, каково бы вам пришлось, если бы я вместо того, чтобы о вас печься, бегала по всяким оборванцам! Где бы вы сейчас оказались?
Надя поспешила сказать, что они непременно пропали бы.
– Вооот! – тетя помахала у нее перед носом пальцем с кроваво-красным маникюром, по цвету почти идеально совпадающим с рубином в ее массивном кольце. – Я старалась, из кожи вон лезла, лишь бы вас в люди вывести, потому что не чужие.
– Спасибо, тетя.
– Да что мне твое спасибо! Вот выйдешь замуж, пойдут свои дети, только тогда поймешь, каково мне было две семьи тянуть. Но ничего, я не жаловалась, потому что родная кровь, своя ноша. Выпало, так неси, а под чужую беду нечего шею подставлять. Поняла?
Надя кивнула. Переубедить тетю Люсю невозможно, нечего и пытаться.
– Так что выбрось эту дурь из головы раз и навсегда! Чтобы я больше этого не слышала!
Надя тихонько усмехнулась. Тетя всякий раз требовала от нее выбросить из головы то или это, и если бы она была послушной девочкой, то сейчас ее черепная коробка осталась бы совсем пустой.
С этими словами тетя собралась домой. С трудом поворачиваясь в тесной прихожей, она натянула свою гордость, фирменный югославский плащ песочного цвета и с погончиками, совершенно не шедший к ее пышной фигуре, расцеловала племянницу и брата, тут же спохватилась, достала носовой платок, с неженской силой стерла с их щек следы своей помады и наконец отбыла с извечным своим напутствием: «Надежда, возьмись за ум!»
Папа вернулся в гостиную. Новости спорта, которыми он не особо-то и интересовался, кончились, пошла трансляция детектива с Всеволодом Санаевым в главной роли. Увы, первую серию показывали вчера, когда Надя была на сутках, а теперь уже не разобраться в хитросплетениях сюжета, не понять, кто хороший, кто плохой, и не угадать преступника раньше, чем симпатичный Санаев его изобличит.
Устроившись в кресле перед телевизором, папа достал швейную коробку. Надев очки, он со второй попытки вдел нитку в иголку, натянул носок на старый деревянный грибочек и приступил к делу.
– Это упрек? – спросила Надя.
– Ни в коем разе! Просто вспомнил, что в ящике куча нечиненых шкарпеток.
– Давай я сделаю.
– Отдыхай, Надюшка! Тем более что у меня лучше получается.
– Да, не овладела я этим важнейшим женским искусством…
– Не волнуйся об этом, – папа улыбнулся. – Люсю, конечно, слушай, но и учти, что когда парень подбирает себе невесту по ее умению штопать носочки, то приз победительнице в этом конкурсе достается не ахти какой.
Надя вышла бы на пробежку, разогнать грусть, но папа явно хотел досмотреть фильм, а после уже страшновато показываться на улице.
Она примостилась на диване возле отца.
– Ты Люсю не осуждай, – мягко заметил он, вытягивая руку с иголкой и любуясь на плоды своих трудов, – просто ей в жизни никто ни разу не помог, да и не было никогда лишнего куска, чем поделиться.
– Я и не осуждаю, что ты… Главное сейчас, чтобы Юля поправилась после операции.
– Это да, – папа, нахмурившись, аккуратно провел иголку между нитками, – но повлиять мы тут ни на что не можем. Помолиться только если…
– Если бы молитвы работали, то все люди на свете были бы здоровы и счастливы, – вздохнула Надя, – и на войне никогда никого бы не убило.
– Работает или нет, а беды-то от молитвы точно не будет. Волнуешься?
Надя кивнула.
Отложив грибочек с носком, папа притянул ее к себе:
– Знаешь, дочь, родители должны быть разведчиками для своих детей, ибо выступают в поход по жизни раньше лет на двадцать, – папа вздохнул, – успевают разведать обстановку и доложить потомству, как оно там, впереди. Что ждет, к чему готовиться, как вообще выглядят молодость, зрелость, старость и смерть. А мы с тобой и с Вовкой вместе нарвались на засаду. Не успел я вас предупредить и защитить… В общем, о горе ты не меньше моего знаешь, и, я надеюсь, помнишь, что человек может идти дальше даже с самой тяжелой бедой за плечами.
– Мне наоборот, пап, стыдно, что я не буду, если что-то плохое, не дай бог, случится, переживать как о родном ребенке. Чувствую, что не буду.
– Понял, – папа решительно перебил ее, – но это не страшно. Не страшно… Я тоже по молодости терзался, как это, больной умер, а я иду домой как ни в чем не бывало. Я в кардиохирургии работал, в те годы у детей с пороками сердца послеоперационная летальность страшная была. Замотал в простыню и несешь из операционной. И думаешь, господи, а как же я буду после этого жить дальше? Сердце жмет, но возвращаешься в отделение, а там куча работы. Поставь этому катетер, этому – ЦВД промерь да не забудь бумажки заполнить… К концу дня в суете уже и забудешь, что утром ребенка в морг отнес. В отпуске только иногда накатывает, когда работы нет, голова свободна, вот и всплывают воспоминания. Огнем прямо жжет, и не всегда помогает мысль о том, что ты сделал все, что мог, и вообще хотел, как лучше.
– И как ты справляешься?
Папа пожал плечами:
– А никак. Терплю… Носки вот штопаю. Работа такая у нас, дочка. Ты все делаешь правильно, а чувства что ж… Вопрос десятый. Судят нас по делам, а не по мыслям.
* * *
В пятницу в клинике был неоперационный день, и Ян, всю неделю не выходивший с работы раньше восьми вечера, хотел отпроситься пораньше, якобы в библиотеку. Но не сложилось, его снова продали в рабство профессору Тарасюку. Колдунов отбивался как мог, орал, что аспиранту по закону полагается библиотечный день, а если сложить все его переработки, то выйдет столько отгулов, что он вообще имеет право не появляться в отделении до пенсии, но восстание было жестоко подавлено, Яна препроводили в травматологическую операционную, приказав оставаться там столько, сколько пожелает его новый хозяин.
– Сука, – только и смог сказать Ян в спину стремительно удаляющимся травматологам.
Увы, во всей академии Ян Колдунов оказался единственным человеком, способным не только терпеть, но в случае чего и нейтрализовать профессора Тарасюка. Как-то так вышло против воли Яна, что он вник в чудовищно плохую манеру этого напыщенного дурака оперировать, понимал, чего от него ждать, и чувствовал, как предотвратить катастрофу. Кроме того, штатные сотрудники кафедры, возглавляемой этим достойным профессором, изо