Письма на чердак - Питер Грю

Когда мне было восемь лет, я познакомилась с Бархатой.

Бархата жила на чердаке – вернее, в маленькой комнатке, которая, кажется, называется мезонином, но мы звали её просто «чердачной комнаткой».

Теперь у меня свой дом и свой чердак – уютно-пыльный, пахнущий сухой травой, солнцем и теплом, в пятнах света на старых ящиках и коробках. Настоящий первоклассный чердак, забитый историями прошлых жильцов и паутиной. На нём не хватает только Бархаты. Но я пишу ей письма и храню их, как кощееву смерть: шкатулка в коробке, коробка на коробках – шаткая пирамида забытых вещей. Я надеюсь, что Бархата их читает – мои письма.

Здравствуй, Бархата.

Ты помнишь маленькую Шушу, которая покинула Тёмный Уголок? Теперь она стала мной.

Она больше не берёт кувшин с горячим компотом прямо из воздуха, не привязывает качели к ветру, не разговаривает с мышами и не бегает босиком по морозной траве.

Но она всё равно может спрятаться, просто представив Тёмный Уголок.

Мир-убежище.

Мы не должны говорить о нём друг с другом. Но иногда всё же сталкиваемся в Тёмном Уголке, а потом находимся здесь. Мы сушим цветочные букеты, шепчемся, пересказываем истории. Каждая из них словно пыльная книга из коробки на чердаке. Когда протираешь обложку, пыль остаётся на руках. Но мы-то знаем, что это не просто пыль. Это лунная пыль от следов призраков. Поэтому её можно найти только на чердаках – поближе к небу, где можно спрятать целый мир в укромном уголке.

Я писала эти заметки, обрывки воспоминаний, складывала в конверты и отправляла на чердак. Такая вот почта. Там же хранился и дневник Князя, который эмоциональная Джин как-то выкрала и отдала мне, да так он у меня и остался. А другие истории: Сорокопута, Подсолнух, Германа – мы нашёптывали друг другу поздними вечерами, сидя под скошенной крышей, на сухих светлых ящиках в окружении крапивных веников и танцующих пылинок.

И вот я решила достать мои письма, чужие воспоминания, рассортировать все примерно по времени и наконец понять, что же тогда всё-таки произошло.

Для себя, для Бархаты и всех тех, кто прячется и прячет, кто ищет тень в свете, знает тайные миры и питает тёплые чувства к углам.

Здравствуй, Бархата.

Сегодня я решила вспомнить, как ты поселилась на чердаке.

Всё началось с очередной ссоры родителей.

Когда родители ссорились, мне казалось, что звёзды сыплются с неба, птицы улетают на юг, а старый дом скрипуче вздыхает всем своим деревянным телом.

Когда родители ссорились, густые чернильные тени покидали углы, подкрадывались к кровати, заполоняя всё вокруг шевелящейся чернотой.

Когда родители ссорились, Котти-Когти была особенно опасна. Она дёргала край простыни, тихо шкрябала под кроватью, и я через щёлочки прикрытых глаз видела мелькание её тени.

Родители ссорились, отправив нас с братом спать. В другой комнате папа во весь голос кричал на маму. А в детской таилась голубовато-чёрная ночь. На потолке сияли кислотно-жёлтые фосфорные звёзды, а в окне бледнел размытый задёрнутой шторой круг луны. И тени в углах были такие густые. Тёмные-тёмные.

И кажется, вот та шевельнулась… Так, не думать… об этом. Не хочу об этом думать.

Я отвернулась к стене и погладила пальцем ковёр. Обычно на нём можно было разглядеть целый мир, но сейчас – только кричащие лица.

Родители продолжали выяснять отношения. Маму не было слышно. Только папу. Всё как всегда, наверное: папа ходит кругами по комнате, а мама сидит на краешке дивана с несчастным видом и теребит халат на коленях…

Я не хотела об этом думать. Поэтому накрылась с головой шерстяным клетчатым пледом.

А ведь это из-за меня родители ругались. Так я считала. Злилась на себя, на свою неосмотрительность, думала, что мама страдает из-за меня. Нет, конечно. Всё было глубже, всё было дальше. Очередная ссора – лишь пущенный с горы ком, только слепленный не из снега, а из обид. Случайность вроде непонравившегося обеда – и ком рассыпается, родители подхватывают прошлое недовольство, кидаются друг в друга воспоминаниями, колкостями, досадой.

Но эта история не о ссорах – эта история о пушистой темноте. Темнота на самом деле не таит ничего страшного. Темнота прячет и успокаивает, даёт передышку от дневной жизни. Все сказки оживают в темноте.

Под шерстяным пледом нечем было дышать. Я рискнула приподнять краешек.

Ага, братец Гном тоже не спит. Возится на соседней кровати. Луна светит прямо на него. Он не виноват, но крики его тоже пугают. Надо его отвлечь.

– А ты знаешь, что у нас на чердаке живёт Бархата? – спросила вдруг я, выглянув из своего отверстия, через которое проникал воздух.

– Кто такая Бархата? – откликнулся Гном.

– Бархата – это Бархата. И она знает всё на свете!

– Да? Сколько звёзд на небе? – спросил Гном.

Я помолчала.

– Бархата говорит, что миллиарды.

– Нечестно! Я тоже могу так сказать! – возразил Гном.

– Тогда Бархата говорит, десять миллиардов тысяча одна звезда, – ответила я, глядя на акварельный след луны на шторе.

– А что ещё говорит Бархата? Но, чур, то, что я не знаю!

– Подожди, мне плохо слышно. Она же на чердаке! М-м-м…

Я погладила плед – бежево-зелёный, клетчатый, шерстяной. Он немного колючий, но мне это даже нравится.

– Бархата говорит, что мой плед – это дракон!

– А мой? – оживился Гном.

– А твой плед – просто плед, – ответила я.

Ну правда, не всем же пледам быть драконами!

– Врёт твоя Бархата! – обиделся Гном. – И у тебя просто плед!