Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

самим Сыма Цянем, а более поздним компилятором, который уже не имел ни малейшего представления о реальном положении дел в той эпохе.

Среди этих заявленных «ста школ» были и книги «легистов», – тех философов, идеологией которых руководствовался Цинь Шихуан во время своего правления, однако для этих книг исключения не сделано. Кроме того известно, что Цинь Шихуан регулярно приносил жертвы предкам, а все подобные вопросы находились в компетенции «конфуцианцев». И неужели все это тоже подлежало сожжению? Вызывает подозрение и сам перечень книг, подлежащих сожжению: те из них, которые названы поименно, причем не единожды, – это наиболее безобидные для Империи книги, а все остальное – это нечто совершенно неконкретное. Заявлять о том, что преследовалась цель исключить появление каких-либо комментариев, кроме государственных, к Ши цзину и Шу цзину, тоже нелогично.

Из сообщений Сыма Цяня можно сделать предположение, что при Цинь Шихуане в стране существовали только две известные книги – Шу [цзин] и Ши [цзин] (почему в этот список не попали «Вёсны и осени» – это загадка), а все остальное сказано «для красного словца», причем, значительно позже самих событий. Возможно, все это является поздними дополнениями, внесненными достаточно безграмотными чиновниками.

Для чего была сделана такая запись о «сожжении»? Ответ здесь простой: надо было как-то оправдать наличие в Китае той «бреши» в литературном отношении, которая вдруг обнаружилась во время становления династии Хань, но которой, по мнению китайских интеллектуалов, не было в древние времена Инь и Чжоу. Ко времени Хань в Китае уже активно циркулировали легенды о тех баснословных временах, когда в стране «процветала литература Вэнь». И в то же самое время в начальный период династии Хань неожиданно обнаружилось, что никаких книг в стране нет.

Исследователям истории Китая известно, что Цинь Шихуан, как действительно умный и расчетливый политик, достаточно уважительно относился к «конфуцианскому» учению. Более того, он стремился соблюдать ритуал и даже пытался включить некоторые положения конфуцианского учения в принципы своего правления. Здраво рассуждая, «сожжение книг» никак не вписывается в разумную логику его поведения. Правление Цинь Шихуана оказалось недолгим только по той причине, что он неожиданно умер от неизвестной болезни.

Следует еще раз напомнить читателю, что подлинные корни «конфуцианства» (жу цзя) необходимо искать в представлениях китайцев о «Золотом веке» управления страной прославленным Вэнь-ваном и его последователем Чжоу-гуном, – управления с помощью почти обожествленных категорий Дэ, Сяо, Жэнь и Вэнь. Одним из главных положений позднего «управленческого» конфуцианства стало то, что истинный правитель является «родным отцом» для всего народа и неустанно заботится о его благосостоянии, – с помощью своего «человеколюбия» (Жэнь) и «добродетели» (Дэ). И в ответ на это он получает поведение народа в соответствии с «древним» пониманием термина Сяо («сыновняя почтительность», «любовь к родителям»).

Итак, возвратимся к Сыма Цяню и его истории о «сожжении книг». Следует отметить, что даже сами китайцы не всегда верили в эти «сказки». Более того, сегодня у большинства исследователей нет сомнения в том, что в ханьские времена в текст Сыма Цяня были внесены правки с чисто политическими целями. Высказывалось разумное предположение, что возможно, при Цинь Шихуане были подвергнуты казни и сожжены записи вовсе не «конфуцианцев», а тех «ученых-магов», которые веками обманывали «жизнелюбивых» правителей и императора Поднебесной своими обещаниями создать «эликсир бессмертия» или отыскать в дальних морях «острова бессмертных блаженных» с «живой водой». Для этих целей организовывались дорогостоящие экспедиции за счет государственной казны. И все такие экспедиции каждый раз оканчивались провалом. Возможно, этих-то «магов» и решил, причем, вполне справедливо, наказать Цинь Шихуан.

То есть все эти сообщения о сожженных текстах следует признать целенаправленным вымыслом. И как среди них смогла оказаться, например, безобидная древняя «Книга стихов», понимаемая всеми сегодня (но и в те древние времена) в стиле русской народной песни «Во поле березонька стояла, люли-люли стояла»? Принимая во внимание тот очевидный факт, что ханьских разъяснений тайного «политического» смысла стихов к этому времени еще не существовало.

К началу новой эры (а может быть даже к началу «средних веков», – о точной датировке создания всех древнекитайских текстов можно только гадать), т. е. к тому историческому периоду времени, когда вэньяновский текст Лунь юя уже действительно существовал и начинал играть какую-то заметную роль в политической жизни страны, – в Китае сложилась довольно странная ситуация. С одной стороны, всем китайцам был известен уважаемый древний «мудрец Конфуций», и с другой стороны, не существовало той книги, в которой оказалось бы зафиксированым его древнее Учение, – т. е. в Китае не было древнего текста Лунь юй, составленного учениками Конфуция. Ведь не мог же этот древний текст вот так взять и «провалиться сквозь землю», когда вокруг Конфуция, начиная со времени проповеди (им самим!), всегда были такой почет и уважение.

Сыма Цянь пишет, что после смерти Учителя рядом с его могилой было построено более ста домов его учеников, которые соблюдали трехгодичный траур, т. е. у Учителя было множество последователей уже при его жизни. Более того, Сыма Цянь сам посетил место почитания Конфуция в Лу и видел там «храм Конфуция», а также «его жилье», сохранившуюся одежду, ритуальные принадлежности и даже ту повозку Учителя, которая фигурирует в «Суждениях и беседах». И только древней книги Лунь юй, которую составили ученики, – т. е. самого главного! – почему-то не сохранилось. Не сохранилось даже какой-то плохонькой копии или отдельных подгнивших бамбуковых планок этого текста.

И одновременно для всех в Китае было очевидно, что текст «древнего» Лунь юя просто обязан был существовать во множестве переписанных копий, – существовать как великая драгоценность, даже несмотря на то, что все последующие поколения почитателей Конфуция уже не понимали этот текст, написанный стилем гу вэнь. Но ни в «доме» Конфуция, ни в его Храме – этого текста не было. И куда же он вдруг подевался? Парадокс! Да и стал бы Цинь Шихуан отдавать приказ уничтожить тот древний «раритет», который к его времени являлся абракодаброй даже для ученых мужей Китая?

«Все эти древние тексты были разом уничтожены, – заявляют нам китайские историки, – все списки Лунь юя истребил жестокий Цинь Шихуан! И уже потом Лунь юй по памяти восстановили те, кто помнил этот текст наизусть. Благо, что правление деспота было недолгим».

И вот тут для нашего читателя начинается самое интересное, – история почти детективная! Если верить историческим свидетельствам этих интеллектуалов, то сначала текст Лунь юй появился в виде «восстановленного по памяти», причем, уже знаками «нового письма», «уставным письмом» ли шу, которое было стандартизовано при Цинь Шихуане. Этот шрифт фактически мало отличается от современного стиля кай шу, на котором и дошел до нас