Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

могли быть найдены. Наиболее вероятен такой вариант, что кто-то эти планки «закопал в стену» своего дома, а через месяц-другой заявил, что «нашел» древние тексты. Скорее всего, так и было в действительности. Но главный вопрос заключается в том, что́ конкретно представлял собой этот «древний текст» Лунь юй и для чего его закопали? При рассмотрении этих вопросов следует принимать во внимание тот основополагающий факт, что «оригинал» Лунь юя ко времени обнаружения древних текстов уже существовал – он был «восстановлен по памяти» ученым Кун Аньго и зафиксирован стилем «нового письма» ли шу.

Скорее всего, в этот «найденный древний текст» были заблаговременно внесены какие-то уточнения, – в нем были исправлены те «оплошности», которые присутствовали в первоначальном «современном» варианте. Также вполне вероятно, что в текст «древнего» Лунь юя были дополнительно включены какие-то известные фразы мудрецов – их авторство было приписано «Конфуцию» – для того, чтобы придать этому тексту вид подлинной древности. Очень трудно создать новый текст безошибочно, «с чистого листа», – это знает каждый автор. А Лунь юй, написанный стилем ли шу – это действительно совершенно новый текст, впервые обнародованный. И здесь следует справедливо признать, что Лунь юй – это действительно первое «художественное произведение» (почти «роман»!) в истории древнего Китая. Вот что пишет об этом тексте знаток древнекитайской литературы Н. И. Конрад (Беседы и суждения Конфуция. – СПб.: ООО «Издательство “Кристалл”», 1999, стр. 1040, 1041):

Нет, «Лунь юй» – не записи «суждений и бесед». Это нечто созданное, во всяком случае, специально обработанное: короче говоря, литературное произведение, которое имеет своего героя. И герой этот – Конфуций. Это очень легко увидеть. <…> Оно обладает не только своим героем, но и своим сюжетом: «годы странствий» героя. <…> Есть у этого произведения и своя тема – проповедь наилучшего общественного строя, воспевание настоящего, истинного человека, прославление человеческого начала, гуманизма как основы жизни и человека, и общества.

Именно так этот текст воспринимали все современники. Его читали самые близкие друзья Кун Аньго, и находили в нем некоторые ошибки и даже «промахи», хотя бы в использовании тех или иных иероглифов. После того, как «новый текст» был исправлен по «найденному старому», необходимость в наличии этого «старого» отпала. Старое письмо в Китае знали только отдельные интеллектуалы, причем, сам уровень такого знания был не высок.

С одной стороны, неожиданное появление этого «древнего» текста Лунь юй обеспечивало 100 % алиби тексту новому, – признание того, что он действительно древний, а не «новодел». Новый текст становился законным наследником первоначального древнего текста. Но в первое время даже такой статус не мог обеспечить этому тексту высокий философский «рейтинг», – чтобы быть включенным в «конфуцианский канон». Этот текст явно не годился для философских штудий времени Дун Чжуншу.

И с другой стороны, тот Кун Аньго, который был назначен хранителем этого «древнего» текста по решению императора, сам стремился побыстрее избавиться от такого «живого свидетеля», – от подложного «древнего» текста. Не дай Бог, если вдруг откроется, что этот текст – современная подделка!

Отвлечемся на время от истории и порассуждаем о делах сегодняшних, имеющих прямое отношение к рассматриваемой нами проблеме. У читателя, который имеет дело с подлинником Лунь юя, т. е. пытается читать его на вэньяне, рано или поздно появляются два вопроса или своего рода «недоумения». Первое заключается в следующем. При сравнительном чтении евангельского текста (подлинника) и суждений Лунь юя возникает такое впечатление, что древнегреческий текст более архаичен, т. е. что в Евангелиях описывается гораздо более ранняя стадия становления человеческой цивилизации. В то время как текст Лунь юй оставляет впечатление гораздо более «современного» в части описания общества и общественных взаимоотношений. Однако Лунь юй – это V в. до н. э., а Евангелия – уже I в. н. э., т. е. между ними временна́я разница в 500 лет. И в этом – загадка: традиционная датировка Лунь юя представляется такому читателю не вполне убедительной.

Второе. Если исследователь Лунь юя уже разобрался с реальным содержанием высказываний Конфуция (т. е. понимает все эти высказывания правильно, а не в традиционном смысле), у него рождается удивление уже совершенно иного рода. И даже не удивление, а внутренняя убежденность в том, что Лунь юй изначально был записан знаками «нового письма», а не тем древним стилем гу вэнь, который соответствует времени жизни традиционного Конфуция. Слишком уж точно и хорошо все в нем сохранилось в части правильной смысловой передачи Учения. Такое было бы невозможно, если бы первоначальный текст действительно был записан стилем гу вэнь, затем утрачен при Цинь Шихуанди и вновь перезаписан письмом ли шу «со слуха» (т. е. при цитировании его по памяти теми людьми, которые смысла многих иероглифов уже не понимали, и более того, сама перезапись текста осуществлялась такими писцами, которые тоже не понимали смысла записываемого ими текста).

Грамотному исследователю очевидно, что текст на вэньяне писал человек, который правильно представлял себе как духовную практику Раннего Чжоу, так и само Учение «Конфуция», которое продолжало (а точнее, возрождало) эту древнюю практику. Ни о каком «сожжении» текста или его перекодировании другими знаками письма речи быть не может: в этом случае смысловое содержание текста было бы окончательно утрачено. Сравним, для примера, сегодняшнее понимание учеными древнего текста Авесты, который, по преданию, был уничтожен Александром Македонским (и такое действительно могло иметь место, т. к. нашло всеобъемлющее отражение в зороастрийских текстах). В сохранившихся древнейших Гимнах – «Гатах Заратуштры» – исследователям понятно только около 50 % имеющегося содержания. Почему? – Потому что это действительно древний текст, и он действительно претерпел уничтожение.

При исследовании текста Лунь юй становится ясным также и то, что создатель «Суждений и бесед» был достаточно хорошо осведомлен о принципах функционирования письменности более раннего периода: он знал о том, что раньше иероглиф был «рисунком», а не «словом». И такое «рисуночное» содержание иероглифа продолжает прослеживаться в Лунь юе, записанном стилем кай шу. Автор этого текста сознательно наводил «древнюю патину» на вновь создаваемое произведение.

О том, что автор Лунь юя уже ничего не знал о древней практике жертвоприношений (как и все представители династии Хань), которая существовала не только во время Раннего Чжоу, но даже во время жизни «мнимого» Конфуция, свидетельствует сам текст Лунь юй, в котором присутствуют только самые общие упоминания, касающиеся этой практики. Если бы авторы высказываний (Конфуций и его ученики) действительно были современниками V в. до н. э., в тексте сохранились бы конкретные детали ритуальной жизни (сами названия жертвоприношений, во многом непонятные современникам; элементы ритуала; жертвенные формулы; состав жертвоприношений; названия атрибутики и т. д.), а их в тексте нет, т. к. все