Танго ненависти - Эрнест Пепин

Она не закреплялась никаким декретом. Но она утверждалась изо дня в день в хаосе повседневных битв. Она свернула шею словарному запасу. Она бичевала традиции. Она оседлала суматошный ход времени и организовала самый выдающийся карнавал распухших, избитых, окровавленных сердец. Все смешалось в этом бурлящем потоке. Мужчины убивали, думая, что спасают свою гордость. Суды узаконили террор, встав на сторону женщин. Женщины спутали эмансипацию и реваншистский сексизм. О детях забывали, они создавали свой мир, недоступный для взрослых, расплачивались за ошибки, совершенные их родителями. Родители обвиняли в своих ошибках политиков. Политики переводили стрелки на государство. А государство расплачивалось деньгами, которые, как известно, могут все. Все! Помочь любой женщине спланировать бюджет. Счета за бензин, счета за ресторан, счета за ночной клуб. Конечно же, счета за путешествия. Счета за подарки. Счет за отдельные услуги (зачем иметь дело с мужчиной, если в доме пустой холодильник). Счета…

Моя девочка, если ты встретишь мужчину, который тебе дает, удержи его своим пушком, без всяких колебаний! Я ему уже сказала, что за вход надо платить! Дорогая, он повел меня в ресторан, и я там нарочно выбрала самые дорогие блюда! У этих месье столько денег, ты меня слышишь! Я ему объяснила, что у меня дети, и это плохо, когда он приходит меня навестить, ведь мой дом слишком маленький. И ты знаешь, моя девочка, он его увеличил! Теперь у меня есть веранда и несколько спален! Я ему уже сказала, что хотела бы «БМВ»! Моя дорогая, у такой-то каждый кусочек ее виллы — это оплативший его мужчина. Они ничего не делают просто так! Я сама, когда ко мне приходят, всегда (естественно, намеками) сообщаю, что у меня сломался холодильник, износились покрышки, что я задержала плату за квартиру. Варианты типа: окунуться в мое тело, попить мой виски и сказать мне «привет» — закончились! Представь себе, моя дорогая, моя милая, я встретила Эдгара около магазина бытовой техники. Я тотчас же намекнула, что потом мы можем пойти ко мне. Из магазина я вышла с новой микроволновой печью! Я не люблю этих месье. Он болтается рядом со мной не пришей кобыле хвост! Но я даю ему то, что он хочет, и получаю свои деньги! На Рождество, на День матери, на День святого Валентина, на день рождения, на праздник секретарш, на карнавал, на отпуск… Надо обладать солидным кошельком, чтобы удовлетворять все эти прихоти!

Мужчины пока еще продолжали отбиваться, но один за другим они пополняли ряды побежденных. Боль сталкивала их в расширяющиеся вселенные: нервные депрессии, навязчивые состояния, добровольная безработица (чтобы не платить чрезмерные алименты), тюрьма… Они стали несостоятельными, и государство тоже. Dolce vita[28]продолжалась, но никто в нее не верил. Лишь песни не уставали говорить о любви, но и они предупреждали: «Все, что говорят мужчины, — это ложь»; женщине необходим «один муж, один любовник, один друг»; сравнивали женщину с «газовой бомбой». Ошеломленные, потерянные мужчины обнаружили, что после долгих веков ложной покорности, молчаливых размышлений, захлебнувшихся бунтов, тайных замыслов женщинам удалось произвести на свет мужчину нового поколения. Производитель-плательщик, любовник для быстрого секса, мужчина-носовой-платок, использованный-выброшенный, ни за что не ответственный и безо всяких прав. Они ратовали за детей без отцов, за удовольствие без мужчин, за вспомоществование без компенсации. Говорить о любви — лишь вызывать смех! Женитьба — отстал от жизни! Все стало зыбким, непрочным, ненадежным, хрупким, и когда мужчина задавал вопрос «почему?», он слышал в ответ: «Я не знаю…» Такова мода! Это веяние времени! Это эволюция и современность. Одно движение гигантской губки стерло традиции веков, и теперь не обязательно обладать даром предвидения, чтобы сказать: мужчина, теряющий работу, одновременно теряет и свою женщину. Весь Большой Остров отныне превратился в просторный супермаркет, где торгуются, меняются, сбывают лежалый товар, распродают по дешевке, в поисках комфорта стремятся к роскоши, как выскочка из провинции. И секс тоже попал в категорию товаров со своими надбавками на цены, со своим браком, со своими распродажами. Отныне рядом с женщиной находится не неусыпный страж, а так, нечто непонятное, мужчина сбоку, мужчина второго сорта…

Хорошо будет или плохо, но в итоге женщины пристрастятся к новой продукции, которую предложит им рынок: бесцветный мужчина. Благословенный мужчина, наконец-то доступный, несущий улыбки. Святой Бесцветный, ниспосланный Провидением для того, чтобы укрыться после развода (сам он не знает, сколь он нужен!), чтобы вновь обрести невинность, чтобы привлечь всеобщее внимание. Святой Бесцветный, чтобы залечить все раны. Святой Бесцветный, чтобы войти уверенной походкой в современный мир. Самый Высокий и Самый Святой, который смоет позорное пятно со всех обитательниц Большого Острова. Святой из Святых со знаком качества, более милый, менее беспокойный, более нежный, более ответственный, более домашний, более влюбленный, более, более, более…

Его прикосновение чудесным образом излечит недужных, научит глупцов, прославит неизвестных, придаст мужества стеснительным, обнадежит отчаявшихся, одарит новым обликом невзрачных, облагородит безродных, вытянет из болота тех, кто в нем увяз.

Без вранья, мы увидим, как появится новая раса женщин! Раса мне-на-все-наплевать, у меня есть мой Самый Святой! Раса двух трапез в доме (так как время от времени может захотеться то соленый поросячий хвостик, то плавничок копченой трески!). Они не стремятся к брачному союзу. Эта земля стала слишком мала для них! И они, наконец, преступили границы, оказались на воле… Что говорить, даже Ника после ухода Абеля скользнула в объятия такого бесцветного аристократа. Чем больше она поносила Абеля на публике, тем больше расхваливала необыкновенные качества истинного утешителя женского сердца, и не только сердца. Она, ни минуты не колеблясь, демонстрировала подружкам свои трусики, чтобы все знали — она удостоилась королевского обращения… Бочка меда, моя дорогая!

Что же произошло? Как Большой Остров пал так низко? Почему он превратился в остров всевозможных сексуальных утех и в то же время в остров невозможной любви? О, читатели и читательницы, этот вопрос у всех на устах, но он остается без ответа! С момента кораблекрушения их семейной жизни с Никой (не считая все катастрофы прошедших лет, постигшие их родителей и прародителей, а также длинную череду размолвок, разводов друзей и знакомых) Абель, как все вокруг, пытался найти объяснение.

Заводы закрыли свои двери и превратились в огромные груды ржавого железа, вывозимого во Францию. Сахарный тростник — колыбель креольской культуры — сдавал позицию за позицией, как отступающая армия. Деревенские поселения — хранители традиций, агонизируя, умирали естественной смертью, освобождая место для HLM[29], разбиваясь на участки под застройку. Вновь прибывшие при поддержке социальных служб, вооруженные собственной смекалкой и растущей зарплатой, мечтали об одном: отказаться от любого наследия этой земли. У них была одна цель: заполнить до отвала свои тележки теми необыкновенными продуктами, что предлагал новый мир, где реклама заняла место самого Господа Бога. За невероятно короткий срок деревни превратились в зеленеющие пригороды. Они распахнули объятия для потока туристов, открылись для телевидения, они присоединились к полетам «Боингов» (мы полетим в Париж, чтобы отпраздновать день рождения!). Берег волшебства Большого Острова отступил перед прибоем глобализации. Конечно же, то тут, то там вспыхивали очаги последнего сопротивления, но и они слабели под натиском мелочно-расчетливых систем, накрепко затягивающих свою паутину. Культура Большого Острова выродилась в фольклор для туристов, отныне повсюду царила новая мода. Старинный свод законов, диктуемый плантациями, в одночасье был заменен новым кодексом космополитов, горожан, мелкой буржуазии: его прославляли рекламные плакаты и телевизионные передачи. Труп Матери Африки еще плавал на поверхности, не влияя на течение повседневной жизни. От него остался лишь высохший баобаб — усталый фетиш. Тело исконной креольской культуры боролось против насильственных терапевтических вливаний. Деньги, мода, СМИ — все на службе у выскочек, не отдающих себе отчета в том, что происходит, разрывающихся между уже ушедшим здесь и мифическим там, привносящих хаос, который проникает во все сферы жизни. В страну ввозилось шампанское, автомобили, брачные агентства, частные детективы, наркотики — и все вперемешку; за этим тянулись безработные с чужих берегов, захватившие с собой разнузданные вечеринки, порнофильмы, объявления в газетах — вековую мечту колонизаторов о неравной меновой торговле. Мы предоставляем им своих девушек — они подучают прибыль от торговли открытками. Мы предоставляем свои рецепты — они продают их нам под этикетками новой креольской кухни. Мы предоставляем наши пейзажи — они обретают наиболее дорогостоящие из своих полотен. Мы предоставляем нашу зарплату — они открывают банки, мебельные магазины, агентства недвижимости, привозя к нам коммерсантов, готовых продать нам пенящуюся воду вместо молока. Эти последние — сначала растерянные, очень скоро перекладывают свою ношу на женщину-сезам, которая позволяет им сказать: «Я сам местный, моя жена местная». Отныне они живут в своем тесном мирке, далеком от кривляния аборигенов.