Станция X - Винзор Дж. Маклеод

Профессор Радж заметил эту перемену, и его собственное знание предмета позволило ему понять, что вторая фаза уже наступила.

– Смотрите пристально мне в глаза, – сказал оператор ничего не выражающим голосом, после чего он, явно повинуясь приказу венерианца, провел рукой за затылком и над макушкой ученого.

Пока они смотрели друг другу в глаза, профессор начал замечать в глазах молодого человека очень странное выражение, которого он никогда раньше не видел у стоявших перед ним людей. Был ли это особый взгляд или что-то в очертании глаз? Конечно, это было очень странно для него – а также очень ново. Как странно неподвижными и немигающими казались ему глаза Алана! Он никогда прежде не видел ничего подобного в глазах этого парня – да и в глазах любого другого человеческого существа. Что за существ напоминают ему эти глаза? Его память казалась затуманенной – происходящее было очень успокаивающим.

– Спите! – сказал Макрей тихим, но твердым голосом.

Профессор молча кивнул.

– Спите! – повторил Алан.

Голова профессора поникла.

Наконец, Макрей, очевидно повинуясь приказу, встал и сказал:

– Подойдите, сядьте на это место. Возьмите головной убор, наденьте его и слушайте голос, который будет говорить с вами.

ПОХОЖИЙ НА СОМНАМБУЛУ Стэнли поменялся с ним местами. Он надел головной убор, и Макрей, повинуясь последнему приказу, постепенно пришел в сознание. Затем он увидел произошедшую перемену и направился к выходу. Он постоял немного у двери, глядя на профессора, а потом услышал, как тот сказал:

– Да, я здесь.

Алан тихо вышел и закрыл дверь, оставив его одного.

Было уже восемь часов, и на улице стемнело. Оператор подошел к внешнему входу, но, не испытывая никакого желания присоединяться к сотрудникам станции, остался стоять возле двери, наблюдая за яркой звездой, которая сияла ровным серебристым светом на западе. Он знал, что это Венера.

Прошел целый час. Алан ждал, задремав на скамейке в углу маленького внешнего вестибюля станции. А потом он и вовсе крепко уснул. Когда молодой человек проснулся, было уже совсем темно, и на его плече лежала чья-то рука. Подняв глаза, он увидел, что рядом с ним стоит профессор Радж. Макрей тут же встал.

– Доброе утро, сэр. Как все прошло, успешно? Вы слышали?

Он заметил, что на лице профессора появилось озадаченное выражение.

– Дело в том, – сказал тот, – что я ничего не слышал. Я ничего не знаю – не знаю даже, как получилось, что я сижу в наушниках. Не могли бы вы дать мне какую-нибудь информацию?

Макрей сразу же понял ситуацию. Он вспомнил свое собственное двадцатичасовое общение с венерианцем под полным гипнозом – у профессора такое общение длилось, кажется, всего около двенадцати часов. Оператор объяснил, что со Стэнли, несомненно, было то же самое, что и с ним.

Теперь профессор Радж понял, что произошло: его, как мешок, набитый информацией, развязали, взяли за нижние углы и перевернули вверх ногами. Это показалось ему недостойным. Но вскоре этот здравомыслящий и здоровый человек вынырнул на поверхность из охвативших его эмоций, рассмеялся и окончательно пришел в себя. А еще он почувствовал хороший аппетит.

– Вы что-нибудь ели со вчерашнего дня, Макрей? – спросил он.

– Нет, сэр, – с улыбкой ответил оператор.

– Тогда, мой мальчик, давайте займемся этим немедленно. Все остальное может подождать.

После этого станционный персонал занял сигнальную комнату, а профессор позвал дежурного, и они с Аланом принялись за еду. Шесть футов крепкой мускулатуры Стэнли представляли собой мощный двигатель, который нельзя было поддерживать без значительного количества топлива.

После этого Радж и его спутник тщательно исследовали остров. Профессор всегда старательно следил за своей физической подготовкой, и его товарищу было бы гораздо лучше, если бы он следовал тем же курсом. Таков был вывод Макрея после двухчасовой ходьбы и подъема по скалам. Причем после этого Стэнли вернулся на станцию почти бегом. Ученый верил, что жизнь должна быть напряженной, и жил в соответствии со своим кредо.

ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ, КАК только прибор снова оказался в их распоряжении, профессор Радж и Макрей заняли сигнальную комнату.

Стэнли не терпелось узнать, сможет ли он теперь сам услышать этот голос, и он сразу же надел головной убор.

– Вы здесь? – спросил он. Его тон был немного неуверенным от сдерживаемого волнения.

После обычного промежутка времени ученый с радостью затрепетал, услышав слабый, но отчетливый голос – тот самый голос. Он был именно таким, как его описывал Алан, ошибиться было невозможно.

– Да, профессор Радж, – сказал этот голос, – я здесь, но говорите тише, как Макрей. Тогда вас не услышат другие ваши станции, а я услышу. Кроме того, чтобы у вас была запись нашего разговора, повторяйте мои слова вслух Макрею, и пусть он их записывает. Я предвижу, – продолжал голос, – что вы можете не одобрить манеру нашего первого общения прошлой ночью. Но это был самый лучший способ. Он сэкономил время, а это самое главное. Вы в полной мере воспользовались информацией, полученной от Макрея, и наши будущие беседы могут быть посвящены возвращению вам памяти об этом, чего вы, без сомнения, пожелаете. За исключением одного вопроса, о котором я должен поговорить, прежде чем вы уберете трубку. По какому вопросу вы прежде всего хотели бы сравнить венерианское мнение с вашим собственным?

УСЛЫШАВ ЭТИ СЛОВА, Радж почувствовал, что настал самый великий момент в его жизни.

Несмотря на то что он уже отрепетировал сотню воображаемых бесед с венерианцем на такие темы, теперь, когда инопланетянин внезапно сам предложил ему это, он на мгновение растерялся, не зная, что сказать. Наконец, он решился:

– Теперь, когда эта новая дверь к знанию была так неожиданно открыта для человечества, я надеюсь, что она никогда больше не будет закрыта. Я надеюсь, что скоро наступит время, когда под вашим руководством наши знания будут равны вашим собственным, поскольку наши низшие умы способны понять все, что составляет ваши достижения.

– Мы не станем утаивать от вас никакой информации, – сказал голос, – но мы не можем ее вам дать. Не в нашей власти сделать вас равными себе. Увеличение знаний будет способствовать развитию вашего ума, но вы всегда должны помнить, что эти две вещи – совершенно разные сущности.

– Я понимаю это, – сказал профессор, – и так как вы в обоих отношениях выше меня, то вы лучше всех можете судить о том, что должно быть предметом нашего разговора сейчас. Поскольку я использую инструмент в течение ограниченного времени, я оставлю выбор за вами и останусь слушателем, чтобы сэкономить интервалы ожидания ответов.