Магазин путешествий Мастера Чэня - Мастер Чэнь

На фоне этих скандалов Камалов как бы исчез в очередной раз из поля зрения, да его и раньше именовали «невидимым олигархом». Потом началась налоговая катастрофа, и некоторые аналитики гадали – что произошло, подстроил ли эту историю Полянский Камалову в ответ на «стервятника» или все начиналось, наоборот, с наводки Камаловым дружественных тогда ему налоговиков на бизнес Полянского.

Но в итоге Полянского в России оправдали, он вернулся на свой камбоджийский остров, заплатил там штраф пострадавшим и открыл школу жизненного успеха, а Камалов… Камалов дал мне на пятнадцать секунд зажигалку на другом острове. У берегов Таиланда. В двух часах по морю от камбоджийского острова Полянского.

Коралловый остров Вай – там есть маленькая бухта, метров сорок снежно-белого песка, за ним вода настоящей лазури. Подальше от берега лазурь кончается, под ласковыми волнами угадываются темные пятна. Это коралловый лес, здесь, на юге острова, он не очень эффектный. Пара уникальных синих кораллов, несколько курчавых негритянских голов сероватого цвета, рыбки… еще рыбки… светло-серые с темными полосами, зеленые, у дна встречаются темные рыбы-коробочки. На другой, северной стороне острова кораллы куда богаче, но над ними в дневное время всегда зависают деревянные калоши, которые привозят китайцев (хотя не только их) с соседнего большого острова Чанг.

Весь Вай можно было бы пройти минут за двадцать, если бы не горы. Берег взмывает вверх заросшими зеленью скалами сразу от воды. Камалову нечего было и думать пересечь остров по жуткой, местами вертикальной горной тропе, да и было бы куда идти. Там, на северной стороне, с моря виднелись деревянные домики на курьих ногах под пальмами и веранды двух довольно дрянных кафе. Вид с корабля – вот он, рай, сойти на берег и остаться навсегда, это если не знать, что в домиках на голом полу лежит матрас, в стену вбит гвоздь и другой обстановки нет. А здесь, на юге, у Пана, роскошь. Кондиционеры в каждом домике – домики тоже на ногах, перекошенные во все стороны, но ведь там внутри еще везде кровати, шкафчики, занавески. И нагреватели горячей воды.

В бухту эту все высаживаются, говоря возбужденными голосами, но затихают быстро. И плеск волн – самое громкое из всего, что тут можно услышать.

И еще здесь живет и властвует Пан.

Кому-то кажется, что китайцы должны говорить писклявыми голосами. Но это не так, многие из них – обладатели великолепных баритонов. Голос Пана живет как-то отдельно от него, бархатный, глубокий, его слышно по всей бухточке, где стоят домики Пана… да, он владелец всего этого хозяйства. И он отлично говорит по-английски, что для жителя Таиланда – большая редкость.

Пан проработал десять лет в большой неф– тяной компании в Калифорнии, а потом решил выйти досрочно на пенсию и обзавелся вот этим отелем на пятнадцать домиков. Мир он уже видел, почти весь, но видеть что-то на бегу – это не совсем то же, что каждый день рассматривать одну и ту же пальму или блумею, наклонившуюся над водой. Первое может надоесть, второе никогда.

И еще одно: Пан, вообще-то, тайское имя, означает «солнце», но мне в нем всегда слышалось звучание свирели, ее журчащий голос из других краев и времен, а то и из тех мест, где времени уже нет.

– А что вы будете делать, если я у вас здесь умру? – глухим голосом спросил Пана полуживой Камалов, которого с мешком лекарств русская медсестра сгрузила к лазурной бухте и домикам темного дерева.

– Вызову доктора из международной клиники на Чанге, – ласково улыбнулся Пан, показывая выщербины на передних зубах. – Доктор выпишет бумагу и вызовет команду. Команда доставит вас в черном мешке в морг на Чанге. На нижней палубе, а на верхней опять будут китайцы. Хотя и скандинавы, и прочие тоже. А там вашим наследникам решать, что делать дальше.

Оставалось купить полис и договориться об еженедельных визитах в ту самую клинику. А между ними – медсестра невозмутимо дежурила под боком у Камалова, до ее шприцев всегда было минуты три хода, в бухте вообще некуда далеко идти.

Ее не беспокоил храп пациента, она незаметной тенью так и оставалась у него под боком… да, она жила с ним в одном домике и спала на одной постели. Зато можно было сколько угодно плавать над кораллами. И посещать иногда остров Чанг – сорок минут на калоше до пристани, где можно купить сигареты, простые и сложные лекарства, книги – в том числе на русском, русский турист вообще заметнее прочих на Чанге.

Какая прекрасная жизнь для одинокой и даже не очень одинокой женщины, куда лучше, чем в клинике или больнице.

Несколько раз тушу Камалова поднимали на паром до острова, а потом, в четыре руки минимум, забрасывали в то, что здесь сходит за такси. Это та же «Тойота», которая в Сирии и Ираке получила имя джихадомобиля: неубиваемый железный конь.

Дальше полчаса до той самой клиники, где никто и не скрывал от него, что помочь тут нечем, хотя непосредственной угрозы не видно. Потом обратно – домой? – где на берегу его и медсестру встречал Пан и показывал зубы с выщербиной.

Да, надо сказать, что у Пана хорошо кормят, а еще он где-то нашел врожденного гения по части барменского искусства. Надо иметь природный дар, чтобы сделать пинья-коладу не как продукт для парфюмерной лавки, а как легкий и долго пьющийся напиток на полутонах вкуса.

А потом пришел сезон дождей.

Дождь здесь – это серо-жемчужная глухая стена, намертво занавешивающая бухту и скалы, потом, когда влажный мощный звук становится тише, мир все-таки возвращается – поначалу в виде китайского рисунка тушью разной степени бледности. А еще в дождь не ходят паромы на Чанг. А еще в дождь хочется спать и спать.

Так Камалов незаметно пропустил два похода в клинику. И еще один. И обнаружил, что, может быть, никто не обещал ему целых шесть месяцев жизни. Но на Вае он провел ровно столько времени, его персональный помощник из Москвы успел уже прислать ему третью медсестру. И Камалов все еще был жив. А дождь все шел, каждый день в одно и то же время, помещая олигарха и его очередную медсестру в мокрый душный купол.

От веранды покосившегося домика можно дойти – утром, когда дождя еще нет, – до пляжа с крупным, хрустящим белым песком или до зацементированной террасы над морем, там рядом, под грибовидным навесом, по вечерам место того самого бармена.

«Почему бы не сдохнуть в море, какая разница?» – подумал однажды Камалов, дошел потихоньку до пляжа, сбросил с узловатых ног сандалии и погрузился в воду. «Рыбам все равно, кто плывет над ними, – подумал он, – толстый старый урод с десятком разных диагнозов или молодой красавец». Потом он мягко отобрал у медсестры маску с трубкой и поплыл – плыть было легче, чем ходить, – над камнями, между которыми в солнечной дрожи мелькали те самые рыбки.

Ни одна из них не была золотой, но Камалов все равно мрачно фыркнул в трубку. Был же такой анекдот, еще с прежнего кризиса – 2008-го, что ли, года, с того самого, после которого его империя неожиданно для всех стала еще больше. Анекдот про разорившегося в кризис олигарха, поймавшего золотую рыбку и не ставшего заморачиваться с тремя желаниями – зачем, если можно коротко и конкретно: