Я-муары. Откровенные истории блогера - Анастасия Николаева

Но пока суть да дело, муж послушно лопал таблеточки. Постепенно он начал чесаться и терять шерстяной покров. К счастью его, я довольно быстро протрубила отбой военной тревоги. Здоровье его, конечно, быстро восстановилось. А вот психика, увы, нет. С тех пор стоит ему хотя бы насморк подхватить, он сразу начинает подвывать: «А – а, все это из-за того, что ты меня страшными лукарствами на заре жизни накормила!» И строит мне всякие скорбные рожицы. И мне очень его жаль, я думаю даже, что государство могло бы ему дать прибавочку к будущей пенсии как жертве медицинских экспериментов.

А я, взяв выписки об отсутствии каких-либо инфекций в своем могутном организме, пришла в консультацию и потребовала показать мне результаты тех исследований, на основании которых меня решили лечить. Врачиха, дернув плечом, протянула мне серенький листик, в верхнем левом углу которого была написана моя совсем не редкая фамилия и… совсем не мои имя и отчество…Оказывается, меня пытались лечить, взяв за основу чужой анализ крови.

О молодость, о легкомыслие мое! Даже это происшествие не омрачило моей радости. Любуясь на шелудящегося после таблеток супруга, я ждала того счастливого момента, когда нас станет трое.

И вот как-то ночью я поняла, что мне не спится. И даже не сидится, и не естся! А последнее – уже очень опасный для меня симптом. Всполошившийся юный муж быстро набрал две заветные цифры. И минут через сорок перед нами стояли не двое из ларца, а две мрачные личности из белого фургона. Обреченно пошла я за ними к машине. За мной топал бледный муж и красная стенающая мать. Я залезла в эту страшную машину, на которой как-то преждевременно, на мой неискушенный взгляд, был уже нарисован крест. Врач сурово обернулся к стремящимся пролезть за мной маме и мужу. Оглядев их орлиным взором, он грозно спросил: «Кто из вас муж?!» И я сразу поняла, что попала…

Как только за мной захлопнулась массивная тугая дверь приемного покоя роддома, ночь абсурдных вопросов продолжилась.

– Вы беременная? – спросила меня кругленькая женщина в белом поварском колпачке, по-партизански выглядывающая откуда-то из-под стола. Интонация ее вопроса была какая-то недоброжелательно-недоверчивая. И я впала в ступор. Будучи человеком чрезвычайно мнительным, всегда я начинаю тормозить, когда сталкивалась с чьей-то не совсем доброй требовательностью.

– Я надеюсь, ты выучила новую теорему? – грозно спрашивала меня школьная математичка Ольга Алексеевна. И я, всегда крайне ответственно относящаяся именно к урокам по алгебре и геометрии, немедленно начинала сомневаться в своих знаниях. Шла к доске как на эшафот, судорожно сжимала дрожащими пальцами непослушный, выскальзывающий из пальцев огрызок мела и…застывала со скорбной гримасой на лице, бессознательно копируя несчастную фигурку двоечника со знаменитой и известной всем советским школьникам картины «Опять двойка». И я таки получала ее, эту самую двойку, прекрасно зная теорему.

Все мои ранние влюблённости непременно заканчивались грозным вопросом моих ухажеров: «Ты любишь меня?» Интонации в этот момент у вопрошающего были такие серьезные, а глаза столь пытливые, что я моментально начинала видеть перед собой Ольгу Алексеевну и в панике бежала прочь. Потом я могла жалеть об испорченных отношениях и упущенных возможностях, но ничего поправить было нельзя. Мой будущий муж стал мужем настоящим только потому, что он вообще не разговаривал. Все наши отношения озвучивались одной мной. Ну, знаете, так бывает, например, в мультиках, когда за всех зверей говорит один актер.

Иногда мне казалось, что мы страстно любим друг друга, и тогда я произносила пылкие любовные монологи и за него и за себя. Временами чудилось, что отношения исчерпали себя, и я скоренько изображала бандитскую разборку в духе итальянских фильмов о мафии. Нередко, правда, мне приходилось сконфуженно замолкать на самом интересном месте, когда я вдруг обнаруживала, что муж в процессе действа уже успел уснуть. С возрастом я помудрела и перестала обращать внимание на такие мелочи. Уж если мне захотелось скандала, никакой спящий муж не мог мне помешать.

Так вот, услышав такой странный в этих стенах вопрос от не менее странной тетеньки, почти полностью скрывшейся под столом, я глубоко задумалась. Беременная я или нет?

Моя мама, например, любила взбодрить меня в девичестве какой-то дикой историей о своей знакомой, которая была-была беременная, а потом взяла да сдулась! Оказалось, у нее была ложная беременность. Вспомнив это, я в панике стала ощупывать свой совсем незаметный под толстой дубленкой живот. Уф, отлегло, пузо на месте! И тут я очень вовремя вспомнила о результатах УЗИ: мало того, что я истинно, а не ложно беременная, я вообще целым мальчиком беременная!

Хотя в это поверить тоже трудно. Ну как внутри девочки может получиться мальчик? До сих пор этот вопрос иногда ночами мучает меня. Но, во всяком случае, я могла теперь с надлежащей моменту твердостью дать строгой врачихе утвердительный ответ. Призрак Ольги Алексеевны растаял, я гордо выпрямилась, тетенька решительно выдвинулась из-за стола. И сразу стало понятно ее странное телорасположение под столом. Просто это была тетя-гномик. В ней вряд ли было намного больше метра. Я опять растерялась. Во мне 1 метр 74 сантиметра. Не бог весть что в нынешний век акселерации, но все же.

В моей маме полтора метра, и когда я дотянулась до метра семидесяти, она впала в продолжительное состояние какого-то неприличного восторга. Ее ликование проявлялось так: стоило нам оказаться хоть в каких гостях, она, выждав несколько минут для приличия, срывалась со стула и начинала упрашивать каждого из присутствующих мужчин помериться со мной ростом. И если я оказывалась выше, глаза ее загорались неземной радостью. Не знаю, какие личные комплексы изживала мамуля таким образом, но я лично сгорала от стыда, и мне хотелось навсегда перестать быть человеком прямоходящим, а стать незаметной малышкой кривоползующей и уползти под стол.

Это чувство неловкости за мой немалый рост возвращалось всегда, когда рядом со мной оказывался небольшой человек. А уж гномик-врач – это было вообще что-то из области ночных кошмаров. И действия этого кошмара были ужасны: ведерная клизма на холодной клеенке, ржавый душ с холодной водой опосля. Я все четче понимала, что оказалась, если не в аду, то где-то в близком к нему месте. В конце концов крикучий злобный гном-привратник отволок меня в родильное отделение. На ноги мне нацепили матерчатые, спадающие при каждом шаге тапки, на моих худеньких плечах еле держалась безразмерная ужасная рубаха, вся в каких-то подозрительных пятнах.

Представьте себе картину. Ночь, ноябрь, длинные холодные коридоры, еле освещенные мертвенным светом белесых ламп под потолком. В этом неживом свете, поминутно теряя тапки, бреду я, спотыкаясь, вздрагивая и оглядываясь на свою суровую конвоиршу, чья голова маячит где-то как раз на уровне моего живота, в котором спряталось мое маленькое напуганное дитя. Надо ли говорить, что от ужаса даже схватки мои стали сходить на нет. Организм, внимательно изучив сигналы, поступающие от центральной нервной системы, сделал вывод, что шансов на спасение нет, и включил энергосберегающий режим. Какая уж тут родовая деятельность! Живой бы остаться!